Натанович. Дневники 1941-1946 годов (32)
[1] [2] [3] [4]- Если хотите, завтра в 8 часов.
На другой день, 17 числа, я был занят, и только к вечеру после ужина у меня выдалось свободное время. Перевалило за 22. Решил ехать велосипедом, но все поиски не принесли результатов. Перспектива идти пешком не радовала. Решил жертвовать патефоном - сменял его на велосипед и поехал. Во дворе общежития сделал несколько кругов. Ани не было. Встретил другую, безымянную, в розовом платье девушку, улыбнулся ей, но не подошел. Решил не бросаться за двумя сразу, а поочередно сблизиться с каждой и выбрать что получше для своего время провождения.
Я стал решительней по сравнению с предыдущими годами, забыл робость и потерял застенчивость. Девушки, к тому же, лишились гордости и высокомерия, в силу роста цены мужчины за время войны. Я не урод и могу рассчитывать на любовь, уважение, ласку столь желанную, наконец, многих хорошеньких девушек. Я буду купаться в этой ласке, знаю, а пока только изредка и тайком успеваю в нее окунуться, но не надолго и без определенных результатов, а, тем-более, без полезных и памятных последствий.
Но вернусь к рассказу. Подруга Ани, встретившаяся мне на дороге, ничего решительно сказать не сумела о местопребывании девушки, и я уже собрался ехать домой, как встретил ехавшую на велосипеде навстречу мне Аню. Остановился, стал ждать. Она кивнула головой и как ни в чем не бывало продолжала кататься, потом слезла с машины, подошла к бойцам-курсантам и стала с ними разговаривать. Не выдержало мое самолюбие. Последний круг, и во весь нажим педалей устремился домой.
На этом пока закончил, но буду еще бывать и на озере, и в живописном лагере русских, многими из которых потеряны на сегодня не только честность и приличие, но и образ человеческий, утопленный в океане разврата, захлестнувшим Европу во время войны дикими волнами грязи.
С немками мне не по пути идеологически, нравственно. Есть у них хорошенькие, красивые даже, но они не способны меня затронуть по-настоящему и всколыхнуть мои чувства любовью и думами. В ласках они не отказывают, да и вообще ни в чем.
23.07.1945
Настроение какое-то полуобывательское, нет ни к чему инициативы. Чего-то хочется непостижимого. Мечтается о чем-то большом, впечатлительном, полном контрастов и преисполненном теплоты и благополучия. Надоело влачить полунищенское существование, терпеть во всем нужду, обиду и обман.
24.07.1945
Вчера чистил картошку в столовой. Сегодня в полковом наряде.
У нас есть определенная категория людей, всегда увиливающих от нарядов, занятий, построений и прочего, называемая "сачками". Так вот сегодня я вместо них попал в караул, но для меня выгодно нынешнее дежурство. Командир роты обещал после наряда дать мне трехсуточное освобождение от всех нарядов и занятий. Поеду в Берлин.
26.07.1945
Поздний вечер. Судьба-шалунья жестоко балует со мной. Ей весело доставлять мне неприятности. В который раз она то на мгновение, то на целые часы или сутки, а порой и больше, разлучает меня с дневником, стихами, записями, прозой и черновиками, играя моей рассеянностью.
Сегодня оставил у портного свои стихи и все остальное, относящееся к моим литературным упражнениям.
Ходил купаться на "Sее", дорогой подцепил двух фрейлин, и сам был не рад этому. Ходил с другом - молодым парнем богатырского сложения - Митей. Обе уцепились за меня, они торопились на танцы и тянули с собой. Я перепоручил одну Мите и принялся уговаривать немок изменить маршрут в противоположную сторону - на озеро.
Не стану описывать всего нашего пути. Дорогой мне опротивели обе за накрашенные губы, за жеманство и, особенно, что они меня полюбили. Пошли крутыми обрывами - они заставляли себя упрашивать. Я махнул рукой, преодолел препятствие и быстро очутился на озере, между тем как Митрий оказался за двоих нас в качестве галантного кавалера, помогая им преодолевать насыпи, что перед озером.
06.08.1945
Моя затаенная мучительная мечта - еще хоть раз увидеть, почувствовать Берлин, не фронтовой, пылающий, а послевоенный, слегка посвежевший гигант, опозоренный и униженный своими жителями, и теперь раболепно заискивающий перед иностранцами, распахнувший все свои ворота - от Бранденбургских и до последней калиточки на окраине города - советским людям, русским воинам.
07.08.1945
Предместье Берлина - Рюдерсдорф.
Необычная обстановка. На дереве во дворе столовой в ожидании кинофильма, названия которого еще не знаю.
Жизнь моя сложилась интересным образом: масса переживаний радостных, печальных, душевные потрясения, неудачи и конец, по формуле: "Нет худа без добра".
Берлин не успел осмотреть. Мельком лишь пробежал взором то, что оказалось на пути.
09.08.1945
Сегодня день событий. Больших, выдающихся из ряда вон. Все мои планы, все ожидания спутались, смешались так внезапно, что сейчас я не в состоянии как-нибудь систематизировать их.
Самое значительное событие - это сообщение о новой войне, об открытии дальневосточного театра военных действий Советского Союза с Японией. Обычно слухи опережают события, и взбудоражив умы людей еще задолго до фактического оформления их, подготавливают к хладнокровному восприятию.
Так было и на сей раз. Еще за дней 7-10 до нынешнего сообщения пришел слух, его подхватили все и стали шепотом, не лишенным таинственности, передавать друг другу, что СССР объявил Японии войну. Приходилось верить и не верить в одно и то же время. Говорили люди взрослые, в разных чинах, и их никак нельзя было назвать сплетниками.
Чтобы удостовериться - пошел в клуб, тихонько спросил. Меня не обругали, не удивились вопросу, ибо сами задались им до моего прихода радио ничего значительного не сообщало. И вот теперь - вторично.
В столовой долго ожидал завтрака - не подавали. Решил почитать газету. В ней новости, хотя и не первой свежести, но все же интересные. Когда вернулся - услышал, что все говорят о Японии. Молнией ударило в голову: может и правда? Стал расспрашивать. Даже шутники и грубияны теперь серьезно и вежливо отвечали: "СССР объявил войну Японии. Мы воюем теперь с японцами. Молотов заявил японскому послу о нашем решении воевать с ними".
Теперь это оказалось правдой. Радостно и тревожно на душе. Война долгой не будет - это сейчас ясно как никогда. Япония слабей Германии, а союзники могущественней, чем прежде. Ставили предположения о длительности войны - 3 месяца. Иные говорили - японцы слабее, но они еще дадут нам жизни. Это были упаднические настроения, но они оказались весьма распространенными.
Некоторые почти плакали: "Мы столько воевали и теперь опять придется. Нам из войны не вылезти". Штабные радовались - их не пошлют на войну. Хулиганы и прочая анархистски настроенная братия не скрывала своего огорчения: "Теперь опять штрафбаты..."
А мне было радостно. Теперь мы покажем японцам. Я не боялся, хотя решил не быть больше дураком и самому не напрашиваться на фронт, а если и идти, то политработником, чтобы оказаться полезным и быть заметным на фронте не только и не столько товарищам по оружию, сколько начальству, которое оценивает. Теперь пора получать награды. Отвоевал.
Сказать, это были довольно таки нечестные мысли, но справедливые. Для меня в этом случае был важен не столь сам факт предстоящего обуздания японской агрессии, сколько сила и значимость голоса нашей великой державы, к которому уже сейчас прислушиваются чутко и с которым считаются не только друзья-союзники, но и нейтралы, и даже враги мира всего.
Эта война принесла нам не поражение, не бедность и разорение, а могущество, силу, величие, которое превзошло все ожидания. Ни одна страна не сделала так много для утверждения мира во всем мире, как наша. Ни один народ не понес столько жертв и не перенес столько трудностей, как советский, и поэтому было бы обидно, если бы с Японией расправились другие страны без нашего участия, а мы бы, при торжестве их победы, оставались в стороне; хотя интересы наши отнюдь не в меньшей степени, чем интересы союзников упираются на существующее положение на Дальнем Востоке.
Второе событие - новый приказ маршала Жукова командующего фронтом. Этот приказ весьма приемлем и необходим в данных условиях, и все же некоторые моменты в нем мне не по душе.
У нас есть много хулиганов, провокаторов различных инцидентов, ссор, драк - врагов и негодяев. С ними нужно бороться жестоко и применять по отношению к ним самые решительные меры. В наших рядах не должно быть места людям, позорящим Красную Армию на глазах Европы, вызывающих укор и негодование пославшего нас, как своих представителей в Германию, передового, культурного, русского народа. Таких выродков надо выкорчевывать из нашей среды, бить неустанно, повседневно. Но при чем здесь чистый армеец, прослуживший в действующей армии и так много отдавший борьбе за народное дело - свою молодость, здоровье, знание, и все, что только может взять война.
Теперь пора отдохнуть хоть немного, увидеть то, чего еще никогда не видел - зарубежный мир, узнать то, о чем так мало знал и не имел ясного представления - жизнь, нравы, обычаи за границей, и, наконец, видеть людей, говорить, ездить свободно, наслаждаться мизерной долей (если она есть в Германии) счастья.
Нам запретили разговаривать с немцами, запретили ночевать у них, покупать. Теперь нам запрещают последнее - появляться в немецком городе, ходить по его улицам, смотреть на его развалины. Не только бойцам офицерам. Но ведь это невозможно! Мы люди, мы не можем сидеть за решеткой, тем-более что на этом не кончается наша служба в армии, а казарменное положение и жизнь в казармах успела нам до чертиков надоесть. В армии отвечают лишь за себя, и я попытаюсь сделать то же самое.
Чего я хочу? - свободы! Свободы жить, мыслить, работать, свободы наслаждаться жизнью.
Теперь я лишен всего. В Берлин закрыт мне доступ. Из роты даже нельзя самовольно уйти. Опять занятия, снова проверки. Все снова, как на войне. Скучно так и томно на душе. Таков смысл приказа.
Временно решил в Берлин не ездить. До окончания срока прочески. Но за своими фотокарточками и фотопортретами должен непременно днями заскочить в город, ибо все пропадет.
Если бы не последнее обстоятельство, возможно, я и побывал бы в Берлине и справил бы свои дела, но... Неожиданно нам сообщили, что мы переводимся в 3 сб, приказали приготовиться и с вещами ожидать машин у ворот.
12.08.1945
День прошел впустую. И, анализируя причины бесцельно проведенного времени, я пришел к выводу, что виновата моя старая и самая плохая во мне привычка распыляться по мелочам, почти ничего начатое не доводя до конца. Дня своего я не осмыслил заранее, времени не планировал, цели перед собой определенной не поставил. Отсюда и последствия.
Утром принялся искать пуговицы для кителя - задумал пофорсить, но не нашел и только убил несколько часов. После обеда, еще не успев навести порядок в помещении, выдумал помыться - нужное дело, но потом явилась у меня еще более заманчивая мысль - одеться в гражданскую форму. До ужина занимался новым своим убранством. Потом прогулка по городу со знакомством, разыгрыванием своих, немцев и самого себя; инцидент с русской девушкой, которую принял за немку, и заговорил на немецком, но которая, тем не менее, сразу узнала во мне русского, ответив мне (и заставив растеряться), на родном языке.