Натанович. Дневники 1941-1946 годов (27)

[1] [2] [3] [4]

Наши минометы расположились густой цепью у самого переднего края минометы всей армии! Впереди, метров 20, артиллерия 45, тоже цепью. Сзади 76 мм. А еще дальше... Что и говорить. Видел я множество "Катюш", "Иванов грозных", или, как их называют, "Мудищевых", видел я массу танков, самоходных пушек, и вообще, чего я только не видел в стане нашей обороны, но все-таки враг не сразу умолкнет, у него тоже много техники и подавить ее огонь трудно. Этот прорыв будет самым потрясающим и самым значительным из всех существовавших ранее, ибо противник более полугода укреплялся, подтягивая сюда силы и технику.

Впереди нас речка - форсировать придется. Мороз слабый, даже снег растаял. Впереди железная дорога - придется овладеть и ею.

Принесли завтрак. Много. Горячий, но невкусный, без заправки - жиров, мяса. Суп пшеничный или перловый - мне эти крупы так приелись, что даже не упомню их названий, - бывает всяко.

Свет потух. Пишу в темноте, а снаряды гремят, сердито воют, злорадствуют, ...нет, брешите! Зажгут свет, и тогда увидим чья взяла. Со светом и на душе спокойнее. И хотя разрывы не умолкают, земля и руки дрожат, мысли прыгают, а разум сбивается, воздух свистит и воет, звякают и с треском ударяются оземь сотни бесформенных, пронзающих осколков - я все-же способен владеть собой и пишу.

Опять погас свет. Очевидно, немец разгадал наши планы, вернее, ему выдали предатели-перебежчики. Их было много. Зажгу коптилку, черт с ним!

Налет перенесся вправо и пошел далеко в сторону. Очевидно, последний, ибо прокатился он через всю оборону, как волна на море, и последние его отзвуки раздаются неблизко. Новых выстрелов не слышно, и только пулеметы изредка заливаются длинными очередями.

Темно по-прежнему. Немец глуп, но не на столько, чтобы не понять, что выдает свои ОП ночной стрельбой из орудий и минометов. Поэтому, наверно, и умолк, и тоже ждет рассвета, начала нашей артподготовки.

На место грозного урагана бомб разрывов, пришел тихий ветерок в виде пуль, взвизгивающих то и дело над нашими головами. Они безопасны для нас.

Хочется спать. Я нисколько не вздремнул за всю ночь, хотя ничего полезного не сделал, разве только писем штук десять написал за это время. Хочу вздремнуть. Авось все обойдется. Спокойно вздохну лишь тогда, когда мы прогоним отсюда немцев. Больше такой открытой и опасной обороны, думаю, не встретится.

Немец полный дурак - стреляет. Пусть. По вспышкам засекут наблюдатели его огневые средства, и тогда живого места не оставят там, где они. Нам легче будет, авось те батареи, что сюда стреляют, будут подавлены сразу.

15.01.1945

Вторые сутки боев. От первоначального расположения километров 14-15. Артподготовка была неимоверная, но думается мне - слабее, чем в 43 у Нова Петровки.

18.01.1945

Пятый или четвертый день в пути - дорога в наступление.

19.01.1945

Белева.

Трофеев здесь очень много разбросано. Кругом - огни пожарищ. Немцы зажгли склады, все ценное пытаясь уничтожить. Однако им это редко удается.

Дорогой встретил первые пожарные команды на спецмашинах, спешивших спасать трофейное имущество и народные здания.

Наши славяне пообъедались. Ходят животами крутят. Повидло целыми ведрами достали, сало, мед.

Я достал самое главное - бумагу. Теперь писать есть на чем. Карандашей много и хорошие, химические, лучших сортов. 80 польских злотых нашел, купил на них конфет. Магазины работают сразу после боя. Немец ушел отсюда вчера на рассвете.

Поляки скупы и жадны. Продают дорого, но не все. Водку, вино и продовольствие берегут, ожидая повышения цен. Кусочка хлеба не дадут бесплатно, за все им плати.

Мужчины и молодежь почти все дома. В армии поляки служить не хотят. Города здесь маленькие, но красивые и многолюдные.

По лесам много солдат противника. Их вылавливают сотнями. Так, вчера вели на встречу нам более 200 человек. Несколько раз и мы занимали круговую оборону - вели бои с остатками рассеянных войск неприятеля.

Командир роты оказался сопливым мальчишкой, ни больше, ни меньше. Он придирается на каждом шагу и к каждой мелочи. Я с начала своего пребывания в роте веду себя дисциплинированно и не ругаюсь с ним, как другие, а ведь его не слушаются даже бойцы. Он разложил дисциплину в роте, Каноненко и Шитикова боится, те верховодят им, и вообще, в роте бардак невообразимый. У Шитикова отстало 2 человека - несколько дней их нет. У меня отсутствовали несколько часов двое, и потом пришли, но он поспешил пригрозить: расстреляю тебя в первом же бою.

В период марша командир роты вместе с лейтенантом Шитиковым, ничего не сказав, ушли на отдельную квартиру, где ординарцы приготовили им ужин и завтрак, и где они хорошо отдохнули, придя в расположение только перед рассветом. А когда в других взводах оказались непорядки, капитан стал обзывать и ругать матерно меня, хотя не оставлял за себя перед уходом, и не поставил меня даже в известность об этом.

Когда мой ординарец, ефрейтор Наконечный, достал золотые часы, он подарил их командиру роты и с тех пор стал у него вьюном (крутился возле него, побираясь сигаретами), за все время марша ни разу не спросив у меня разрешения уйти, а когда я делал ему замечания - ссылался на разрешение командира роты, и тот неоднократно вступался за него. В результате Наконечный совершенно перестал считаться со мной, и из дисциплинированного бойца превратился в злостного нарушителя.

Не раз от него можно было слышать, что мое приказание не играет роли, так как его легко, и это несомненно, отменит командир роты. А на днях, когда я передал Наконечного в 1 взвод, и требовал по истечении необходимости его обратно, лейтенант Каноненко отказался мне его возвратить, а сам Наконечный сказал, что так и будет всегда, а мое слово для него пустой звук.

Однажды, когда бойцы Береснев и Наконечный стали задевать бойцов, проходивших мимо, и обзывать их матерными словами, я запретил им повторять подобные штучки, объяснив им всю пошлость и некультурность их поступков. Однако Наконечный, а затем и Березнев, издеваясь над моими замечаниями, стали наперебой оскорблять первых встречных им солдат. Тогда я заявил об этом командиру роты, но тот только посмеялся в присутствии самих Наконечного и Березнева. После этого и по настоящий день эти бойцы не прекращают своих пошлых выкриков. И особенно упорно употребляют их в моем присутствии.

Приведу пример:

- Березнев! - кричит Наконечный.

- А?

- Х...на!

- Наконечный! - окликает Березнев.

- Ну?

- Х....ну!, и т. д. и т. п.

Так командир роты позаботился о разложении дисциплины во взводе, и в особенности о подрыве моего авторитета.

Дошло до того, что в присутствии бойцов он, капитан Рысев, стал по всякому поводу и без повода называть меня "расп....м", "х....м", "дураком", стал говорить, что любой боец лучше меня сможет командовать взводом (при бойцах), что я не офицер, а гавно, что в первом же бою он меня расстреляет и т. п.

Вслед за ним стал угрожать мне расстрелом Каноненко. В присутствии бойцов он называл меня не менее нецензурными словами, затем принимался утверждать, что раньше я работал начальником ОВС и не воевал. Дальше больше. Однажды в меня полетели горшки и кувшины, брошенные Каноненко в пьяном виде. В другой раз Каноненко вынул револьвер и стал крутить им перед моим лицом. В третий раз он организовал стрельбу в помещении, левее того места, где я сидел. И всегда, как только Каноненко оказывается пьяным, единственным и, по-видимому, излюбленным предметом его нападок являюсь я.

Командиру роты, не секрет, тоже неоднократно доставалось от Каноненко. Но он не решался применять в ответ физической силы.
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.