Натанович. Дневники 1941-1946 годов (23)

К этому времени командир полка обедал, и когда я пришел и спросил разрешения войти, он недоуменно посмотрел на меня и сказал: "Иди-ка ты на хрен, дай хоть покушать!" Я ушел и решил больше не приходить, но на другой день майор Ладовщик опять поругал меня. Сегодня я окончательно решил заняться этим, выбрав удобную минуту, когда будет отсутствовать Лынев.

Карта очень громоздкая. Их две. Населенные пункты очень мелкие, и не те, что нужны, названия на них немецкие и потому их нелегко отыскать, ибо они часто расходятся с действительно существующими. Поморочил себе голову сразу после проведенных мною занятий и до самого обеда. Потом решил наугад отмечать линию фронта, ибо точно невозможно указать на карте.

Занятия прошли неплохо, но Попкову не понравились. "Опять лекция?" спросил он меня. Он требует живой беседы, а мне эта форма несколько трудней, ибо я очень медлителен в соображениях и не нахожу своевременно нужных слов. Приходят они мне на ум лишь тогда, когда без них уже можно и должно обойтись. Заключил я свою беседу показом карты. В ней я наиболее силен. Международное положение - отрасль моих устремлений. Бойцы и сержанты слушали меня в конце беседы с особым интересом. Вначале же дремали, и мне было очень больно и неуютно. Аудитория моя сегодня - самая большая на политзанятиях во всем ***. Присутствовали полковой агитатор Попков и командир полка.

Где-то потерял топографическую карту с записями на чистой стороне. Нашел Троицкий - старший сержант и секретарь Шишикина. Мой почерк узнали и вызвали к себе. ПНШ-1 - Шишикин. Он говорил о могущих возникнуть последствиях, если бы карту нашел командир полка, или, еще хуже, Фурманов. Я понимал все это, ведь все карты являются секретными, поэтому молчал, ждал взыскания. Но Шишикин ограничился распоряжением не давать ни мне, ни другим лицам, карт. Для меня хорошо окончилось это дело.

Вечером после обеда ушел в лес, выбрал себе землянку и принялся дописывать стихотворение "Карта", но долго ничего не получалось, и у меня возникла мысль переделать его с самого начала. На четыре куплета ушло все время, и я спохватился о том, что поздно, когда уже начало темнеть. Сложил в сумку разбросанные по земляночке бумаги и ушел прямо в столовую.

Уже очень поздно, сейчас буду спать. Ксеник ушел на "бл..ки" и я, кажется, буду спать сегодня на его месте, а не под кроватью, как прежде.

12.10.1944

Антюфееву я как бельмо в глазу. Сам-то он боится направить меня в батальон и поэтому изыскивает окольные пути. Сегодня, например, когда он стоял с замкомполка по строевой, и я проходил мимо, ему пришло на ум напомнить майору, что я без дела и меня нужно направить в батальон.

- Он, товарищ майор, сидит только в дудки играет, - разрисовывал Антюфеев.

- Немедленно в батальон! - сказал майор, и потом, подумав, - нет, лучше не ходите пока. Я переговорю с командиром полка, и мы посмотрим, может перемещение сделаем (я говорил им, что не хочу к Семенову).

Так до сих пор и не решили этого вопроса.

Писем и сегодня не получил. Третий день! Это же невообразимо! Впрочем и я не стал писать сегодня, хватит баловать их!

С квартирой совсем плохо вышло. Теперь даже под кроватью мне места не было. В комнату Шишикина перешел Ладовщик, а Шишикин - в нашу, и всех выгнали. Но все хорошо, что хорошо кончается - я попал в лучшее место. Рота автоматчиков приютила меня, "сиротинушку".

Семенов, старший лейтенант, дежурил сегодня. Он пришел в мою комнату и смотрел журнал боевых действий, который я веду.

- Это полезная и хорошая вещь - сказал он, покивав головой, а потом спросил - Вы здесь спите?

- Да! - я ответил. Он удивился.

Майор из политотдела проводил беседу с офицерами в батальонах. Мне удалось попасть на заключительную часть. Речь шла о победах, одержанных полководцами прошлого в борьбе с врагами, об их тактике и стратегии, а также о нашем военном мастерстве, о гениальности наших генералов, о прозорливости и умении нашего Сталина руководить войной.

Эта интересная тема была, однако очень сухо развита. Лектор говорил плохо, заученными фразами, и слушатели дремали или смотрели в потолок. Когда он окончил - все облегченно вздохнули. Вот пример плохой лекции!

Волей случая привелось слушать ту же лекцию во второй раз - майор Ладовщик заставил. В штабе. И опять лились те же неинтересные, скучные слова, тянулись бесконечно, так, что хотелось даже закрыть уши и думать о другом, о чем-то совсем отвлеченном.

13.10.1944

Антюфеев не унимается. Он как злой демон преследует меня. Вот и сегодня он напомнил обо мне командиру полка, когда я оказался в штабе по вызову Шишикина, который, кстати сказать, поручил мне переписать в батальонах и спецподразделениях в общий лист, специально для этого заготовленный, людей. В результате чего я всю ночь не спал (только возле Бондаренко я простоял около часа - он ужинал, потом курил, а затем просто действовал мне на нервы - я ушел, и только вечером сегодня получил сведения на него у писаря).

Командир полка вызвал меня.

- Вы пишете?

- Пишу.

- Стихи пишете?

- Пишу.

- А "Историю" пишете?

- Нет, ее я оставил, но веду теперь журнал боевых действий.

- Вот-вот, это же и нужно! - обрадовался майор Ладовщик, но майор Лынев этим не удовлетворился.

- А миномет знаете?

- Знаю.

- Людьми командовать сумеете?

- Смогу.

- А на какое расстояние стреляет миномет?

- На 3100, - ответил я неуверенно

- А для чего служит стабилизатор?

- Для направления полета мины, придания ей устойчивости в полете, растерявшись обилию вопросов со стороны присутствующих штабных, ответил я.
[1] [2] [3] [4]