Действие первое (1)
[1] [2] [3] [4]Вольф. Ирину?
Шварц. Да, Ирину… То есть нет, не Ирину… Это мы уже сами потом придумали, что ее звали Ириной! Впрочем, это не важно. Тогда мы еще были вполне приличными кавалерами…. Что?
Вольф. Хоть куда.
Шварц (поднимает стакан). Ну, за Ирину!
Быстро вбегает высокая крупная женщина со страдальческим и вдохновенным лицом, растрепанная, с хитрыми молодыми глазами. Это Старуха Гуревич.
Старуха Гуревич (торжественно). Еще два дня таких сборов, и меня повезут… Но только не в Москву, а на еврейское кладбище! У вас есть шпагат?
Шварц. Поищем.
Вольф. А «здравствуйте» вы не умеете говорить?
Старуха Гуревич (равнодушно). Здравствуйте.
Шварц (засмеялся). Смотрите – она не узнает! Это же Мейер Вольф.
Старуха Гуревич. Какой Мейер Вольф? (Вздрогнула, вскинула голову.) Бросьте! Мейер Вольф?.. Это вы?
Вольф. Я.
Старуха Гуревич. Оттуда?
Вольф. Да.
Старуха Гуревич. Насовсем?
Вольф. Да.
Старуха Гуревич. Крупное дело?
Вольф. Как вам сказать…
Старуха Гуревич (почти угрожающе). Ну-ну-ну!
Вольф (пожал плечами). Допустим.
Старуха Гуревич. Он хочет меня обмануть. (Усмехнулась.) Имейте в виду: мужчин я вижу насквозь. (Неожиданно всхлипнув.) А Яшенька все лежит, знаете? Лежит, не встает. Доктор Ковальчик, этот умник, говорит: везите его на грязи! Так я его спрашиваю, этого умника: зачем нам куда-то ехать и тратить деньги, когда грязь – это как раз то единственное, что мы всю жизнь имеем дома! И притом совершенно бесплатно! (Снова всхлипнула, засмеялась, двумя пальцами благоговейно ухватила Вольфа за рукав пиджака.) Костюмчик тоже оттуда? Пустяки – выделка. А про меня вы уже слышали, Мейер? Везу своих в Москву. Великий путешественник! Колумб!.. Абрам, вы мне найдете шпагат?
Шварц. Держите.
Старуха Гуревич. Спасибо… Знаете что? Приходите к нам. Через полчаса, когда мы поужинаем. Посмотрите наши железнодорожные билеты, сделаете с Яшенькой немножко лехаим на дорогу. Ну а потом вы нам, Мейер, про нее расскажете… Хорошо?
Вольф. Можно.
Старуха Гуревич. Так я за вами зайду! (Убегает. В дверях она задерживается, оборачивается, видимо, собирается что-то спросить, затем, передумав, машет рукой и исчезает).
Шварц (помолчав). Полное впечатление, что она действительно едет открывать Америку, – так она шумит.
Вольф. Да, Абрам, кстати, а как поживает ваше собрание почтовых открыток?
Шварц (гордо). Благодарю вас. Мое собрание поживает хорошо. У меня уже две с половиной тысячи штук! (С надеждой.) Может, хотите взглянуть?
Вольф. С удовольствием.
Шварц вынимает из ящика стола толстый, переплетенный в кожу альбом, осторожно кладет на колени.
Шварц (шепотом). Здесь у меня Европа… Вот объясните мне, Мейер. почему такое: когда я вижу нарисованную картинку «Лес шумит» или там «Море волнуется», так я поглядел на нее один раз, и мне довольно, клянусь вам! А вот – простая фотография, и под ней подписано: «Пляс де-ля-Конкорд», и ходят люди, и всякое такое – так на эту фотографию я могу смотреть целые сутки, и мне не скучно.
Вольф вытаскивает из кармана несколько почтовых открыток, протягивает их Абраму Ильичу.
Вольф. А такие у вас есть?
Шварц (всплеснув руками). Мейер! (Бережно разложил открытки на столе.)
Вольф. Такие есть?
Шварц. Нет, таких у меня нет… Ни одной такой нет… Вот это что?
Вольф. Берлин, Аллея Победы… Видите в углу газетный киоск? Там я купил эти открытки.
Шварц. Вы были в Берлине?
Вольф. Проездом.
Шварц (восторженно). Честное слово, Мейер… Я вам, конечно, верю, по мне все время кажется, что вы врете!
Вольф (улыбнулся). А как вам нравится Испания?
Шварц. Про Испанию я даже говорить не хочу! Сокровище, Мейер! Они же странные люди, эти испанцы. Обычно они снимают одну Альгамбру! Какую открытку ни возьми – Альгамбра, и снова Альгамбра, и нох-а-мул Альгамбра… А тут Барселона, Кордова – сокровище! (Перелистывает альбом, останавливается, вскрикивает.) Боже мой!
Вольф. Что случилось?
Шварц. Булонский лес пропал… Вот здесь он был, видите, и вот он пропал!.. Он, и Марселя тоже нет… Двух открыток Марселя…
Вольф. Может быть, вы их выронили?
Шварц (медленно). Нет, Мейер, я их не выронил! (Встает, подходит к двери, кричит.) Давид!
Вольф. Не горячитесь, Абрам!
Шварц. Хорошо, хорошо… Давид!
В дверях появляется Давид.
Шварц. Ты мой альбом брал?
Давид (замялся). Н-нет!
Шварц. Тебе кто позволил брать мой альбом?
Давид. Я не брал.
Шварц. Не брал? Значит, ты еще и врешь? Воруешь и врешь, босяк! (В ярости шагнул к Давиду, схватил его за ворот рубахи, встряхнул, ударил ладонью по лицу.) Я тебя отучу воровать и врать! Я у тебя вышибу из головы эту манеру – воровать и врать!
Давид молча, с ненавистью, смотрит на отца. Рот у него в крови.
Давид. Я не брал.
Шварц. Куда ты дел Булонский лес и Марсель?
Давид. Я не брал.
Шварц. Так, значит, это я взял? Да? Это я – вор?..
Давид. Не знаю.
Гулко хлопает дверь. Вбегает Митя.
Митя (задыхаясь). Абрам Ильич!
Шварц (медленно повернул голову, холодно спросил). Ну? В чем дело? Почему вы кричите?
Митя. Абрам Ильич, Филимонов вас требует… Ревизия!
Шварц (помолчав). Вот как? Интересно! А зачем же кричать? (Усмехнулся.) Запомните, Митя, хорошенько: когда человек честный, так ему нечего бояться. (Поднял палец.) Вы меня поняли? Идемте! Подождите меня, Мейер, Я скоро вернусь! (Берет со стола початую бутылку водки, сует ее в карман, кивает Мите, и они вдвоем быстро уходят.)
Молчание. Вольф встает.
Вольф (Давиду). У тебя – кровь… Возьми платок – вытри.
Давид. Черт проклятый!
Вольф. Это отец?
Давид (сквозь слезы). Отец, отец… Убить его надо к черту, и все!
Вольф (спокойно). Ну что ж, убить – это правильно.
Давид. Что?
Вольф. Я говорю, что это ты правильно придумал – убить. А пистолет или ножик у тебя есть?
Давид (растерянно). Нет…
Вольф. Чем же ты его убьешь? Впрочем, пожалуй, ты прав – мальчик из Тульчина может обойтись без ножика и без пистолета. Мальчик из Тульчина должен убивать папу так: нужно взять обыкновенную пустую бутылку и насыпать в нее вишневых косточек, И вот когда папа возвращается с работы домой и садится к столу ужинать, ты должен подойти к нему сзади и ударить его бутылкой…
Давид (испуганно, не отрывая взгляда от лица Вольфа). Что вы говорите?
Вольф (резко). А ты что говоришь?! Глупости болтаешь – убить, убить… Умный мальчик, а болтаешь глупости! Садись-ка, братец, лучше сюда – рядом. Вот так. Ты помнишь меня?
Давид. Да. Вы – дядя Мейер.
Вольф (кивнул). Правильно! (Помолчав.) Вот и все. Как будто я и не уезжал никуда. Все как прежде, – вечер, мы сидим с тобой рядом, и я рассказываю тебе сказку…
Темнеет. Протяжно кричит за окном женщина: «Се-реньку-у-у!..»
Давид. Опять Сережку Соколова мать ищет.
Вольф (усмехнулся). Ты знаешь, сколько лет кричит эта женщина? На моей памяти она кричит уже сорок с лишним лет! Ищет своего Сереньку, Петьку, Мишку…
Снова на пороге появляется Старуха Гуревич.
Старуха Гуревич. Я за вами. Вы готовы? А где Абрам?
Вольф. Его вызвали на склад. Он скоро придет.
Старуха Гуревич (после паузы). Вот что, Мейер, как старые друзья… Я же сразу поняла, что при Абраме вы не хотите всего говорить! Помилуй бог, я ничего не имею против него, по ведь это же всем известно, какой у него язык, когда он напьется… Вы затеваете большое дело, да?
Вольф. Нет.
Старуха Гуревич (не слушая Вольфа, задумчиво). Может быть, я делаю глупость, что еду в Москву? Так всегда – это еще говорил мой папа, – когда евреи становятся прапорщиками, так перестают отдавать честь! Мы уезжаем в Москву, а вы начинаете здесь большое дело…
Вольф. Я же вам говорю – нет!
Старуха Гуревич. Толкуйте! Что я, маленькая?! (Прищелкнула пальцами.) Ладно, пошли. Все ждут вас. К нам все-таки не каждый день приезжают гости из Палестины.
Вольф. Сейчас я приду. Еще десять минут.