VI. ОЧИТКИ И ОПИСКИ

в) Более серьезный случай описки, который, пожалуй, с тем же основанием можно было бы отнести к разряду действий «по ошибке», таков. Я намерен взять из сберегательной кассы сумму в 300 крон, которые я собираюсь послать родственнику, уехавшему лечиться. Я замечаю при этом, что у меня на счету имеется 4380 крон, и решаю свести эту сумму к круглой цифре 4000 крон с тем, чтобы в ближайшее время их уже не трогать. Заполнив чек и вырезав соответствующие цифры, я вдруг замечаю, что вырезал не 380 крон, как предполагал, а как раз 438, и ужасаюсь недомыслию, которое я проявил. Что испуг мой неоснователен, я понял скоро: не стал же я беднее, чем раньше. Но пришлось довольно долго раздумывать над тем, какое влияние могло расстроить мое первоначальное намерение, не доходя до моего сознания. На первых порах я попадаю на ложный путь, вычитаю одно число из другого, но не знаю, что делать с разностью. В конце концов случайно пришедшая в голову мысль обнаруживает передо мной настоящую связь: 438 составляет ведь десять процентов всего моего счета в 4380 крон! Десятипроцентную же уступку дает книгопродавец! Я вспоминаю, что несколькими днями раньше я отобрал ряд медицинских книг, утративших для меня интерес, и предложил их книгопродавцу как раз за 300 крон. Он нашел, что цена слишком высока, и обещал через несколько дней дать окончательный ответ. Если он примет мое предложение, то этим как раз возместит ту сумму, которую я собираюсь издержать на больного. Несомненно, что этих денег мне жалко. Аффект, испытанный мной, когда я заметил ошибку, может быть скорее объяснен как боязнь обеднеть из-за таких расходов. Но и то и другое – и сожаление об этом расходе, и связанная с ним боязнь обеднеть совершенно чужды моему сознанию; я не чувствовал сожаления, когда обещал эту сумму, и мотивировку этого сожаления нашел бы смешной. Я, вероятно, и не поверил бы, что во мне может зашевелиться такое чувство, если бы благодаря практике психоанализов, производимых над пациентами, я в значительной степени не освоился с феноменом вытеснения в душевной жизни и если бы несколькими днями раньше не видел сна, который требовал того же самого объяснения[41].

г) Цитирую по д-ру В. Штекелю следующий случай, достоверность которого также могу удостоверить:

«Прямо невероятный случай описки и очитки произошел в редакции одного распространенного еженедельника. Редакция эта была публично названа „продажной“, надо было дать отпор и защититься. Статья была написана очень горячо, с большим пафосом. Главный редактор прочел статью, автор прочел ее, конечно, несколько раз – в рукописи и в гранках; все были очень довольны. Вдруг появляется корректор и обращает внимание на маленькую ошибку, никем не замеченную. Соответствующее место ясно гласило: „Наши читатели засвидетельствуют, что мы всегда самым корыстным образом (in eigennutzigster Weise) отстаивали общественное благо“. Само собой понятно, что должно было быть написано: „самым бескорыстным образом“ („in uneigennutzigster Weise“). Но истинная мысль со стихийной силой прорвалась и сквозь патетическую фразу.

Вундт дает интересное объяснение тому факту (который можно легко проверить), что мы скорее подвергаемся опискам, чем обмолвкам (S. 374 цит. соч.). «В процессе нормальной речи задерживающая функция воли постоянно направлена на то, чтобы привести в соответствие течение представлений и артикуляционные движения. Но когда сопутствующие представлениям, выражающие их акты замедляются в силу механических причин, как это бывает при письме…, подобного рода антиципации наступают особенно легко».

Наблюдение условий, при которых случаются ошибки в чтении, дает повод к сомнению, которое я не хочу обойти молчанием, так как оно, на мой взгляд, может послужить отправной точкой для плодотворного исследования. Всякий знает, как часто при чтении вслух внимание читающего оставляет текст и обращается к собственным мыслям. В результате этого отвлечения внимания читающий нередко вообще не в состоянии бывает сказать, что он прочел, если его прервут и спросят об этом. Он читал как бы автоматически, но при этом почти всегда верно. Я не думаю, чтобы при этих условиях число ошибок заметно увеличивалось. Предполагаем же мы обычно относительно целого ряда функций, что с наибольшей точностью они выполняются тогда, когда это делается автоматически, т. е. когда внимание работает почти бессознательно.

Отсюда, по-видимому, следует, что та роль, которую играет внимание при обмолвках, описках, очитках, определяется иначе, чем это делает Вундт (выпадение или ослабление внимания). Примеры, которые мы подвергли анализу, не дали нам, собственно, права допустить количественное ослабление внимания; мы нашли – что, быть может, не совсем то же – нарушение внимания посторонней мыслью, предъявляющей свои требования. 39 Darmstadt, 1898, изд-во Н. L. Schlepp. 40 Ср. след. место из «Юлия Цезаря», д. III, явл. 3: 41 Это тот сон, который я привел в виде примера из небольшой статьи «О сновн-Дении», напечатанной в Не 8.«Grenzfragen des Nerven– and Seeletriebens», изд-вв Lowenfeld&Kurella, 1901.
[1] [2]