22. Характерные физиономии

22. Характерные физиономии

Кленку занятие Рурской области доставило глубокое внутреннее удовлетворение. Разве не ясно стало сейчас, что все прекрасные разговоры о мирном разрешении спорных вопросов были просто вздорной, мошеннической болтовней? Из-за недостачи каких-нибудь полутора процентов враг позволял себе такое неслыханное насилие! Кленк всюду носил с собой фотографию: французские солдаты, вступив в Эссен, нагло, засунув руки в карманы, торчат перед своими броневиками, – победители, властители над жизнью и смертью побежденных. Это была возмутительная картина, он возмущал ею свое сердце и сердца других.

Открыто теперь предоставил он всю свою необузданную силу в распоряжение партии. «Пассивное сопротивление» – дурацкий лозунг людей, не знающих, что сказать, уловка кабинета министров, не находящего выхода из положения. С треском рухнет это берлинское правительство, подточенное собственной жалкой никчемностью. Он верил сейчас в обновление Германии, исходной точкой которого будет Мюнхен. Оживился, готов был работать за троих. Не терял при этом способности ориентироваться в событиях. «Раньше, чем покроются цветом деревья» – это был поэтический лозунг для кипящей народной души. Ударить надо только тогда, когда экономические и политические предпосылки будут сулить не менее пятидесяти одного процента шансов на успех. Уловить этот момент – вот его-задача.

Кленк расцветал. От этого огромного баварца исходило какое-то обаяние, действовавшее на его врагов. Даже по отношению к своей жене, высохшей старой козе, он бывал теперь грубовато приветлив. Словно невзначай завладел он снова и Инсаровой, в которой видел одно из средств управлять волей вождя по своему усмотрению. Теперь уж никакая почечная история не станет поперек его дороги. И сына своего Симона, парнишку, он вызвал теперь в Мюнхен, устроил его в штабе «истинных германцев». Симон Штаудахер с восхищением взирал на отца. На своей новой службе ему часто приходилось встречаться с двумя приятелями – Эрихом Борнгааком и Людвигом Ратценбергером. Все трое очень сдружились, вечно бывали вместе.

Затем произошла история с товарищем Зельхмайером, она сразу же сделала Симона Штаудахера одним из наиболее популярных вождей юношеской патриотической организации. В купальне Гайдгаузена Симон Штаудахер однажды заметил молодого человека, у которого на левой руке была вытатуирована индийская эмблема плодородия, а на правой – коммунистический герб: серп и молот. Среди «патриотов» были люди, раньше числившиеся коммунистами. Этот парень, видимо, когда-то чрезмерно понадеялся на прочность своих убеждений, и теперь вот, так как легче было переменить мировоззрение, чем кожу, он вынужден был ходить «пестрым». Симон отпустил по этому поводу несколько сочных острот. Но тут выяснилось, что «пестрый» перешел вовсе не слева направо, а как раз наоборот. Тогда Симон не вытерпел и решил проучить его. Он взял парня в работу, а когда тот продолжал стоять на своем, сгреб его и несколько раз окунул в воду. Все, что Симон Штаудахер делал, – он делал, не жалея сил. Товарищ Зельхмайер, несмотря на то что был членом коммунистического союза любителей плавания, «красным морским чертом», все же очень плохо перенес знакомство с Симоном Штаудахером. Его пришлось отправить в больницу на левом берегу Изара, где он уже побывал однажды, когда Людвиг Ратценбергер откусил у него мочку уха. Когда затем выяснилось, что субъект, «проученный» Симоном Штаудахером, и жертва Людвига Ратценбергера одно и то же лицо, «патриоты» радостно и оглушительно загоготали. Это был веселый эпизод в серьезные времена. Даже сам вождь – ведь германская душа и в самые мрачные дни не теряла способности к юмору! – в ближайший понедельник не преминул в своем выступлении в «Трапезной» намекнуть на эту историю с погружением в воду. «Каждый предатель и трус будет проучен так же, как этот гнусные перебежчик!» – громовым голосом воскликнул он, власти тоже не без удовольствия ухмылялись. Когда доктор Левенмауль подал на Штаудахера жалобу, прокурорский надзор из того факта, что наборщик Зельхмайер однажды уже был замешан в кровавую драку, сделал вывод, что он и является виновной стороной, а потому возбудил дело против больного.

Кленк раскатисто хохотал над подвигом своего парнишки, фрукта этакого! Вот это мальчишка, им можно было гордиться! Он пригласил его к себе в дом. И Симон сидел среди роскошной парадной мебели, под оленьими рогами. Он был полон свежести, живости и непосредственности, очень походил на отца. Жена Кленка не хотела выйти. Но не тут-то было! Господин министр не стал стесняться. С гордостью представил он ей своего подающего надежды отпрыска. Робкая и запуганная, сидела жалкая женщина между обоими огромными мужчинами.

Где бы Кленк ни бывал, везде и всегда излучал он доброжелательство и приветливую веселость. Эрих Борнгаак своим подавленным видом внушал ему искреннюю жалость. Кутцнеровские речи о деле Дельмайера были великолепны, но потрясли лишь воздух, а не упрямого Мессершмидта. Тот стоял на своем. Делегацию, направленную к нему «патриотами» по поводу дела Дельмайера, он даже не принял. И все же Эрих знал, что Кутцнер – единственный человек, способный добиться освобождения его друга. Но как заставить вождя действовать в этом деле и дальше? При первом наступлении этот тщеславный человек обнаруживал неимоверную энергию, но, раз промахнувшись, редко принимался вторично за, то же дело. Если Эриху не удастся выставить настоящее тяжелое орудие, вождь, несмотря на все свои громкие слова, поостережется связываться с таким неприятным противником, как Мессершмидт. Что бы ему предпринять, – спросил однажды Эрих Кленка, – что могло бы заставить вождя исполнить его желание?

Кленк немного подумал.

– Впечатление на вождя, – сказал он наконец, – производят не заслуги, а слава. Эрих должен завоевать себе славу среди «патриотов».

– Как же завоевать среди них славу? – спросил Эрих.

– Совершив блестящий подвиг, – ответил Кленк. И, убедившись, что Эрих, по-видимому, не совсем понимает его, он пояснил свою мысль. Дело вовсе не в полезности или разумности подвига. Нужен известный блеск. Пусть это будет нечто совсем глупое, но оно должно излучать блеск. Лучше всего – мрачный блеск. Элемент риска должен быть в таком подвиге, элемент опасности, «северного духа», героизма, ну, словом, мрачного блеска.

Эрих Борнгаак поблагодарил. Погрузился в размышления о подвиге, излучающем мрачный блеск.



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.