Пеп
[1] [2]Ему ничто не грозило. Он был совершенно чист
с точки зренья закона. И тем не менее
весь вечер торчал в его мыслях этот велосипедист.
Сидя в своем кабинете над сложной калькуляцией,
связанной с черепицей, олифой и кирпичом,
он не мог отвязаться от некой галлюцинации,
попыхивал сигарой и рассуждал вот о чем:
"Гонщик нарушил правила. И это - другим наука.
Хоть жаль его, разумеется. Быть может - муж и отец.
Но бессмертье души - великолепная штука.
Кто первым его придумал, тот большой молодец!
Однако, с учетом сложившейся обстановки,
когда развитие транспорта принимает такой оборот,
безусловно, должна быть повышена сумма соответствующей страховки...
А вообще человек никогда не знает, когда он умрет".
ЗВЕЗДА ДОРАДУС
Свет идет от земли до звезды Дорадус сто тысяч лет.
О, бананы!
Европе понадобится в сто тысяч раз больше, чтобы догнать Новый Свет.
О, моя Мэри!
Из Европы просачивается целый ряд нежелательных элементов.
Спи, моя крошка!
Население Фицборо ежегодно увеличивается на семнадцать процентов.
Хелло, дорогая!
С помощью электричества повышается удой молока. Тру-ля-ля!
Эльдорадо!
А в Германии, в Англии и во Франции экспорт упал до нуля!
Джерри, гуд монинг!
Бог всесторонне поддерживает наш социальный строй,
строительство автострад и прогресс.
Ол-райт!
А к зараженной большевизмом Европе он давно потерял интерес.
Аллилуйя!
Наседка втрое больше цыплят производит под джаз.
Это доказано!
Но и без всякого джаза годовой оборот на автомобильном
заводе Уэллса увеличился в несколько раз.
Гуд бай, моя китаяночка!
На четырех континентах - застой, распад, разруха,
полнейший хаос во всем.
Ого-го-го!
А в Соединенных Штатах даже филин умеет петь соловьем!
Пеп!
БАЛЛАДА ГОСПОДИНА Б.-В.СМИТА
Когда он сделал такое количество долларов,
что вполне мог бы выстелить ими полы своей виллы,
неожиданно странная мысль пришла ему в голову:
что бы такое купить, чтобы грело, как солнце, и одновременно светило?
В свои пятьдесят семь лет он был абсолютно здоров,
хотя порой ощущал неприятную тяжесть в желудке.
У него было двадцать шесть естественных, совершенно целых зубов.
И в случае необходимости он мог работать круглые сутки.
И тогда он сказал: "Покупаю - и весь разговор!
море, горы и небо, и господа бога вдобавок!.."
Но никто не спешил завернуть ему хотя бы парочку гор,
да и землю, и море, и бога не вынес никто на прилавок.
Он совал свои доллары небу и горным отрогам,
но горы и небо молчали. А к этому он не привык.
"Может, мало плачу?! Что ж! Тогда поторгуемся с богом!"
Но и господу богу деловой не понятен язык.
Так под небом немым он стоял, обладатель текущего счета,
первокласснейший малый, крепыш, деловой человек хоть куда,
ничего не достав, что достать ему было охота...
Для чего же, скажите, он доллары делал тогда?!
БАЛЛАДА ЛУЭТТЫ ФРИНК
Я - Луэтта Фринк, законная супруга Вильяма Вашингтона Фринка,
обладательница трех автомобилей, двух теннисных кортов
и на обеих Ривьерах двух вилл.
Особняк, в котором мы с Фринком живем, не особняк - а картинка.
Вильям В. тратит сто двадцать тысяч. Я нахожу, что он мил.
Я ему родила двух очаровательных крошек, не испортив при этом фигуры.
С Вильямом В. мы регулярно посещаем Вашингтон и Нью-Йорк.
Моей внешности могут вполне позавидовать голливудские кинодуры.
Президент Кулидж и королева Румынии пришли от меня в восторг.
Первая дама нашего города,
делами я занята по горло:
езжу к портнихам, целую детей,
по вечерам принимаю гостей,
так что под тяжестью светского бремени
для чувства и мыслей почти нет времени.
Все хорошо. А нет-нет да почувствую,
что чрезвычайно тоскую по чувству я.
В разгар сплошного лета
пускай войдет весна!
Ах, Этта, Этта, Этта,
без чувства жизнь пресна!
Улыбкою печальной
смени привычный смех.
Чуть-чуть сентиментальной,
ей-богу, быть не грех.
Супруга В.-В.Фринка,
ты знала ли хоть раз,
что горькая слезинка
сладка для женских глаз?!
Любовной "мукой ада"
себя разбереди,
чтоб вызвать, если надо,
стеснение в груди.
С полночи до рассвета
о ком-нибудь скучай.
А ну-ка, слышишь, Этта,
сентиментальничай!
Путешествуя недавно по какой-то балканской стране полудикой,
во время поломки автомобиля я встретила адвоката двадцати шести лет.
Он был бородат, непричесан, притом оказался заикой.
Сложенья отнюдь не спортивного, он был ужасно одет.
Вы думаете, он делал доллары? Как бы не так! Этот малый
строчил большевистские книжки и сочинял стихи!..
Но вокруг, понимаете, все прямо благоухало
розами, из которых в этой балканской стране изготовляют духи.
И этот мой оборванец был так чертовски потешен,
что, говоря откровенно, я бы в ту ночь предпочла
задержаться в отеле... Поздней я в газетах прочла,
что за свою агитацию этот мой адвокат осужден и повешен.
Возвращаясь домой
на пароходе,
я думала: "Боже мой!
А жизнь-то проходит!
Ах, Этта, Этта, Этта!
По правде говоря,
сентиментальность эта
придумана не зря.
Любви себя лишая,
теряешь аппетит!
Интрижка небольшая
тебе не повредит!
Без чувства жить убого!
Чтоб силу обрести,
нам надо хоть немного
сентиментальности.
И опять начинается зимний сезон.
Предстоят два больших и три малых приема.
С Вильямом В. я обязательно поеду в Вашингтон,
где мы будем гостями Белого дома.
Итальянскую оперу мы намерены посетить в Нью-Йорке,
а также послушать известного немецкого скрипача.
Кроме того, я имею в виду побывать у врача
и заказать себе (десятую по счету) шубу из норки.
Что касается нашего сына, то он подрос, между прочим,
а наша младшая дочь - уже почти что невеста.
Сын прекрасно играет в теннис. Мы его в дипломаты прочим.
Дочь мы выдадим замуж за короля нефтяного треста.
А у Вильяма В. будут расти и расти доходы.
И каждый может только мечтать о такой счастливой судьбе.
И так за годами будут тянуться годы,
пока не настанет час, когда бог меня позовет к себе.
Вокруг моей постели столпятся дети и многочисленные внуки
и будут смотреть, как я, остывая, лежу.
Но перед самой смертью я в последний раз возьму себя в руки
и так, чтоб никто не услышал, себе тихонько скажу:
"Ах, Этта, в час прощальный,
когда пришел конец,
стать чуть сентиментальной
ты можешь наконец.
Последняя дорога!
Прощай, земная твердь.
Нет чувств. И как убога
Бесчувственная смерть".
Так, тихо умирая,
я буду напевать.
И на пороге рая
не стану унывать!
За горло смерть хватает:
последнее "прости"!
Но мне теперь хватает