Г. Крушение мировой революции - Брестский мир (33)

Чтобы выманить поповцев из ВЧК, Петере позвонил чекисту-большевику Левитану и "предложил ему нагрузить два грузовика красноармейцами из караула Попова" и отправить их в Сокольнический парк искать зарытое, дескать, контрреволюционерами оружие. Поповцы подчинились приказу комиссара-большевика, поехали в Сокольники, ничего, разумеется, не нашли, а когда вернулись, то обнаружили разоруженными и арестованными оставшихся в ВЧК 20-30 своих товарищей-финнов (и были арестованы сами)7**. Эту "хитрость" с Сокольниками придумал Свердлов.

Большевистские руководители лучше других должны были сознавать, что левые эсеры рассматривают происходящее как обычную межпартийную склоку. Дело не ограничилось "забытой" шляпой Лациса; недоумением Закса, позвонившего Троцкому и растерянным голосом пожаловавшегося на полное непонимание происходящего; звонком Подбельского Троцкому на глазах у "восставших" левых

475

эсеров; визитом члена ЦК ПЛСР Магеровского к арестованным в штабе Попова большевикам для объяснения им всего происходящего как "недоразумения"77; и тем, что фракция левых эсеров во главе со Спиридоновой, дореволюционные террористы, многие из которых, как и большевики, на съезд пришли вооруженными, митинговали, запертые, в Большом театре и даже не пытались вырваться наружу и присоединиться к якобы ими же поднятому мятежу. Даже 6-7 июля у левых эсеров был лишь один главный враг: контрреволюция. Это ясно видно хотя бы из распространяемых левыми эсерами листовок и сообщений78.

Лацис смотрел на происходящее как на инцидент, который скоро будет урегулирован. Когда его, только что арестованного, повели по коридору здания ВЧК, он "наткнулся на бледного как смерть Карелина и смеющегося Черепанова". Лацис "обратился к ним с просьбой принять все меры для того, чтобы контрреволюционеры не воспользовались" возникшим "инцидентом и не подняли бы восстание против советской власти". Левые эсеры ответили, что "все уже предпринято, а Александрович обещал отправиться в Комиссию, чтобы направить ее работу"79. Восстания против советской власти Лацис еще только боялся -- со стороны "контрреволюционеров".

Расходящиеся сведения о численности "восставших" также свидетельствуют о шаткости концепции "мятежа левых эсеров". Самую большую цифру "мятежников" называет Вацетис: "2000 штыков, 8 орудий, 64 пулемета, 4-6 бронемашин. Где эти войска и что они делают, -- добавляет Вацетис, -- известно не было"80. Получалось, что у левых эсеров было 2000 человек, которые ничем не проявили своего участия в ими же поднятом "восстании". На самом деле, Вацетис завысил число "восставших", чтобы еще значительней выглядела одержанная им в те дни над левыми эсерами победа.

Указанные Вацетисом две тысячи человек часто ошибочно принимаютея авторами за число "восставших", а иногда за численность отряда Попова81. Цифра в 1700-1800 человек, данная в "Красной книге ВЧК"82, видимо, также

476

завышена, так как включает не только действительных участников "восстания", но и потенциальных, т. е. тех, на кого могли бы опереться левые эсеры (но кто в событиях 6-7 июля участия не принимал)83.

Обычно историки называют несколько меньшую цифру -- 130084. Но и это число следует считать завышенным, так как скорее всего оно включает в себя войска, находившиеся в Покровских казармах, и некоторые другие, в событиях участия не принимавшие. Академик Минц называет четвертую цифру: 800 человек8^, но это не что иное, как максимальная, "штатная" численность отряда Попова. Ближе к истине стоит сообщение, что у "мятежников" было не более 600 человек и две батареи86. Однако реальное число было, вероятно, еще меньше. Так, Луначарский 6 июля в разговоре по прямому проводу со Смольным сказал, что "левые эсеры захватили Дзержинского и забаррикадировались в числе 400 вооруженных на Покровском бульваре. Имеют два броневика". При этом он высказал уверенность, что большевики подавят "в Москве это нелепое восстание к утру"87. Саблин показал, что в отряде Попова было около 600 человек, "из которых активное участие принимало не более 200--300 человек, остальные же были заняты на постах в городе, или отдыхали после дежурства, или просто шатались, ничего не делая"88.

Но, даже если считать число восставших равным 1300, "мятеж" вряд ли представлял для большевиков серьезную опасность. По мнению Вацетиса, самым важным было удержать Кремль, что не представляло труда, так как в Кремле "был расположен в качестве гарнизона 9-й латышский полк (около 1500 бойцов). Этих сил было вполне достаточно, чтобы считать Кремль обеспеченным от захвата штурмом"89. Однако преданные большевикам силы отнюдь не ограничивались полутора тысячами. В Москве находились в те дни свыше 4 тыс. стрелков латышской дивизии, 800 из которых были коммунистами90. На эти латышские части и планировали опереться большевики. В связи с этим Ленин вызвал к себе видных латышских большевиков -- К. X. Да-нишевского, комиссара латышской стрелковой дивизии

477

К. А. Петерсона и наркома юстиции Стучку91. Данишев-ский предложил Ленину "хоть на несколько минут" принять "командный состав латышского полка, расположенного в Кремле". Ленин, "после секундного колебания", согласился92: перед военными он делал вид, что относится к "мятежу" серьезно.

Бонч-Бруевич объяснял такое поведение Ленина уважением к военной науке. Но очевидно, что Ленин в этом вопросе предпочитал перестраховаться и поэтому передал Подвойскому приказ "атаковать взбунтовавшийся полк войск ВЧК Попова, добившись или сдачи его, или полного уничтожения с применением беспощадного пулеметного и артиллерийского огня". В ответ Подвойский разработал план сосредоточения войск за Москвой-рекой и начала наступления от храма Христа-Спасителя. Бонч-Бруевичу это казалось слишком: "враг вовсе не настолько был силен" и вместо всего этого "достаточно было бы взять одну батарею, хороший отряд стрелков, вроде кремлевского, с приданными им пулеметами и сразу перейти в наступление, окружив этот небольшой район, где засели левые эсеры, не проявляющие пока никакой деятельности, кроме выставления небольших застав в своем районе (около Покровских казарм) и рассылки по ближайшим окрестностям патрулей". Ленин тоже понимал, что угроза не столь велика и, услышав о плане Подвойского, "добродушно улыбаясь", заметил: "Да, серьезную штуку затеяли наши главковерхи. [... ] А нельзя ли как-нибудь попроще? Настоящую войну разыгрывают!" Медлившие с наступлением советские войска Ленин, "шутя сердясь", назвал "копунами" и добавил: "Хорошо, что у нас еще враг-то смирный, взбунтовался и почил на лаврах, заснул, а то беда бы с такими войсками"93.

Практическое руководство по разгрому отряда Попова было поручено Вацетису. Впрочем, не сразу. Большевики подозревали его в "бонапартизме" и поначалу соглашались доверить ему только составление плана атаки, а не командование войсками. Но Вацетису, по-видимому, не хотелось упускать шанс "спасти революцию", и он настоятельно попросил Подвойского и Муралова доверить командование

478

ему. За успех операции он готов был поручиться головой94. После долгих переговоров и колебаний большевики передали командование Вацетису95. Самая большая опасность для большевиков заключалась в том, что настроенные антисоветски части Московского гарнизона, несмотря на удаленность от центра города, могли воспользоваться ситуацией и поднять действительное восстание против советской власти. Опасались этого не только большевики, но и командиры латышской дивизии, понимавшие, что в случае такого антисоветского восстания в первую очередь будут перебиты латышские стрелки, поскольку именно они все это время были опорой советской власти в столице. Так, Вацетис вспоминает, что к нему "подошел начальник штаба дивизии, бывший полковник генштаба96, и заявил, что он сдает занимаемую должность". "Вы революционеры, -- сказал он. -- Вы знаете, за что вы погибаете. А я за что погибну? [... ] Весь гарнизон против большевиков, и что же вы думаете -- кучкой ваших латышей победить?"97

Но сами большевики считали, что хотя на содействие примерно 20 тысяч войск "Народной армии" Московского гарнизона, дислоцировавшихся в так называемом Ходын-ском лагере, рассчитывать не приходится, важно не сделать в отношении,этих аполитичных войск неправильного шага, не спровоцировать их на выступление против советской власти. Между тем Вацетис, ущемленный недоверием большевиков, рвался доказать свою преданность и предложил Данишевскому и Петерсу не только разгромить левых эсеров, но и атаковать Ходынский лагерь, "пока он не занял позицию на боевом фронте" противников большевиков98.0 предложении Вацетиса доложили Ленину, но он план отверг: атака со стороны латышей вынудила бы войска выступить против большевиков. К тому же Ленин знал, что восстания, собственно, не происходит. Чтобы унять пыл командира латышской дивизии, Ленин вызвал его к себе. В полночь Вацетис в сопровождении Данишевского прибыл в Кремль. Войдя в зал, где ожидал его Вацетис, Ленин подошел к нему быстрыми шагами и спросил вполголоса: "Товарищ, выдержим до утра?" Вацетис пишет:

479

"Я в этот день привык к неожиданностям, но вопрос Ленина озадачил меня остротой своей формы [... ]. Почему было важным выдержать до утра? Неужели мы не выдержим до конца? Было ли наше положение столь опасным, может быть, состоявшие при мне комиссары скрывали истинное положение наше?"99

Этот эпизод обычно истолковывается как доказательство серьезности ситуации. Но очевидно, что Ленин пугал Вацетиса, чтобы направить его энергию исключительно на разгром ПЛСР. Вацетис сконфузился, испугался. О разгроме Ходынского лагеря он теперь не думал: "Я был убежден в нашей победе, -продолжает Вацетис. -- Но я сознаюсь, что вопрос, поставленный В. И. Лениным, озадачил меня [... ] Хотя наши войска не собраны еще полностью [... ] в наших руках Кремль, неприступный для заговорщиков [...]. Относительно нашего положения я сказал, что оно вполне прочное, и просил Ленина разрешить мне приехать с более подробным докладом через два часа, т. е. в 2 часа утра 7 июля. Ленин согласился"100.

То, что Ленин пугал Вацетиса, подтверждает Стучка. Он пишет, что после ухода командиров "Ленин, сохраняя обычную веселость, вступил в беседу с собравшимися частным образом членами" Совнаркома, "уверенный в том, что власть в Москве стоит прочно, как всегда"101. К двум часам ночи все необходимые приготовления были сделаны102. В распоряжении большевиков находилось примерно 3250 военнослужащих103. Вацетис теперь уже был абсолютно уверен в победе104 и с этим прибыл к Ленину, как и было условлено, в два часа ночи105

Ночь в Москве прошла спокойно. Активных действий "мятежники" не предпринимали106. Редкие перестрелки в городе были привычным явлением. В пять часов утра, как и планировалось, началось наступление латышей107. Трудно судить о том, происходили ли военные столкновения между поповцами и латышами на подступах к Трехсвятительско-му переулку. Историк Томан считает, что происходили108. Между тем в ночь с 6 на 7 июля был проливной дождь с грозой109. Утром 7 июля был густой туман, "покрывший

480

город серой непроницаемой завесой. Видеть вперед можно было шагов на 15--20, а отличить своих от противников было совершенно невозможно, так как и те и другие были в сером"110. Какое-то сопротивление отряд Попова, возможно, оказал111. Но доказательством упорного сопротивления левых эсеров были бы, конечно, жертвы, понесенные "мятежниками" или латышами. Между тем в сделанном вечером 7 июля докладе о подавлении "мятежа" Подвойский и Муралов указывали, что раненых и убитых у большевиков -- "единичные случаи"'12. Немногочисленны были жертвы у Попова: к 10 часам утра 7 июля его отряд потерял 2-3 человека убитыми и 20 ранеными113.

О слабом сопротивлении "восставших" говорило и то, что они пробовали вступить с большевиками в переговоры: вскоре после начала наступления большевистских частей Попов попробовал уладить конфликт мирным путем. Четверо парламентеров из отряда Попова пришли в дивизию, указали, что отряд стоит "за советскую власть во главе с Лениным" и ему "совершенно неясны и непонятны причины восстания". Латыши запросили Вацетиса, но тот приказал парламентеров прогнать114.0 происшедшем доложили Троцкому, и Склянский начал переговоры с левыми эсерами. Их вел вышедший из особняка Морозова Саблин. Большевики предъявили левым эсерам ультиматум, срок которого истекал в 11.30. Обсуждавший в особняке Морозова условия ультиматума левоэсеровский актив отказался сдаться и попробовал улизнуть из осажденного здания. Именно в этот момент, видимо по истечении срока ультиматума, Склянский приказал командиру батареи латышских стрелков Э. П. Берзину начать обстрел прямой наводкой с двухсотметрового расстояния. За несколько минут по обоим домам, в которых засели левые эсеры, было выпущено "16 снарядов с замедлителями, которые великолепно пробивали стены и разрывались внутри". Всего было выпущено 55--60 снарядов. После артобстрела сопротивления со стороны отряда Попова уже не было115. Из заложников-большевиков во время обстрела никто не пострадал116. Через 15-20 минут после начала атаки Дзержинский уже на

481

ходился среди артиллеристов латышского дивизиона. Жертв было мало. У латышей -- один убит и трое ранены. В отряде Попова в результате артобстрела погибли 14 человек и ранены были 40117.

7 июля, независимо от участия в "восстании", левых

эсеров арестовывали во всем городе на основании приказа

специально созданной для разгрома ПЛСР Чрезвычайной
[1] [2] [3] [4]