Г. Крушение мировой революции - Брестский мир (25)

[1] [2] [3] [4]

зиться к ним. Когда те окружили их, Раковский вскочил на

откуда-то появившуюся табуретку и стал произносить на немец

ком языке омерзительную речь. В ней он резко критиковал [...]

государственный строй Германии, весьма оскорбительно отзывал

ся о германском императоре [...]. Немецкие солдаты и их офицер,

которых мы всегда считали весьма дисциплинированными, [...]

горячо аплодировали Раковскому (...) (Д. Н. Резников. Встреча с

Раковским и Мануильским, с. 6).

За словами в те дни в карман не лезли. Приветственные резолюции

бастующим были красноречивы:

"Железнодорожники Украины восстали против своих хищников за святое дело угнетенных масс. Не страшась угроз и расстрелов, они восстали против австро-германских и украинских империалистов и гордо несут знамя борьбы за социализм. Горячо приветствуем товарищей железнодорожников. Призываем всех [...] помочь пролетариату Украины [...] Помогая друг другу, мы подавим ту свору, которая стоит на нашем пути [...] Да здравствует всемирная революция [...] Команда линейного корабля "Андрей Первозданный".

Согласны поддержать борьбу товарищей украинских железнодорожников до полной победы над угнетателями. Рабочие заводя бывш. Розенкранц.

Глубоко сочувствуя народному движению против германского империализма [...) вносим свою посильную помощь в размере 520

363

руб. на дело борьбы против угнетателей рабочего класса. Да здравствуют украинские железнодорожники! Команда канонер-ной лодки "Хивинец".

Мы знаем, что украинский пролетариат подготовляет новые резервы для грядущей международной революции. Только он сможет освободить нас от господства империалистических паразитов [...]. Да здравствует международная революция! Рабочие и работницы фабрики кожевников" (На помощь украинским железнодорожникам! -- КГ, No 143, 12 августа 1918 г. с. 3).

"Товарищи украинцы, будьте стойки и помните, что мы с вами. Будем бороться с нашими врагами до последней капли крови, но свободы и революции (...) никому и никогда не отдадим. Лучше предпочесть умереть, нежели быть опять порабощенными. Смерть империалистам и буржуазии ["...] Да здравствует международная пролетарская революция [...] Красноармейцы Пороховского района.

Шлем сердечный привет товарищам железнодорожникам Украины и желаем успеха в борьбе против вампиров империализма. Пусть огнем пылают сердца борющихся товарищей за восстановление единой Российской Федеративной Советской Республики [...] Сотрудники Центрального гаража Петроградского совета". (На помощь украинским товарищам -- КГ, 27 августа 1918 г, No 178.).

50 Благодаря ли забастовке железнодорожников, или осторожному саботажу со стороны украинского правительства, после падения гетмана Скоропадского казна Украины не оказалась пуста. В киевском государственном банке оставалось более четырех миллиардов рублей, большей частью в иностранных ценностях, в амбарах находилось около 400 миллионов пудов хлеба и почти три миллиона пудов сахару. По Брест-Литовскому договору украинское правительство обязалось продать Германии и Австрии 60 миллионов пудов хлеба. Однако за лето и осень 1918 года вывезли только 30 миллионов (АИГН, 157/13, с. 41).

364

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

СТРАТЕГИЯ ОТЧАЯНИЯ

"Стратегия отчаяния" -- это случайное выражение Троцкого правильнее всего определяло целый период советской истории, последовавший после заключения Лениным Брестского договора и завершившийся в ноябре 1918, после его расторжения. Сами большевики в те месяцы считали, что дни их власти сочтены. За исключением столиц, они не имели опоры в стране1. К тому же предрешенным казался вопрос о падении советской власти в Петрограде. 22 мая в опубликованном в "Правде" циркулярном письме ЦК признавалось, что большевистская партия переживает "крайне острый критический период", острота которого усугубляется, помимо всего, тяжелым "внутрипартийным состоянием", поскольку из-за ухода в знак протеста против Брестского мира "массы ответственных партийных работников" многие организации ослабли. Одной из основных причин кризиса в партии был откол левого крыла РКП (б), указывали авторы письма ЦК и заключали: "Никогда еще мы не переживали столь тяжелого момента"2 . Двумя днями позже в статье "О голоде (Письмо питерским рабочим)" Ленин признал, что из-за продовольственных трудностей и охватившего громадные районы страны голода советская власть близка к гибели3. Он отказывался, однако, признавать, что и то и другое было результатом его брестской политики.

29 мая ЦК обратился к членам партии с еще более тревожным письмом, вновь указывая, что "кризис", переживаемый партией, "очень и очень силен", число членов уменьшается, одновременно идет упадок качественный, участились случаи внутрипартийных столкновений, "нередки конфликты между партийными организациями и фракциями" партии в Советах и исполнительных комитетах. "Стройность и цельность партийного аппарата нару

365

шены. Нет прежнего единства действий. Дисциплина, всегда столь крепкая", ослабла. "Общий упадок партийной работы, распад в организациях безусловны"4.

Предсмертное состояние советской власти стало причиной все более усиливающейся в рядах большевиков паники. "Как это ни странно, -- вспоминает бывший главнокомандующий И. И. Вацетис, -- настроение умов тогда было такое, "что центр советской России сделался театром междоусобной войны и что большевики едва ли удержатся у власти и сделаются жертвой голода и общего недовольства внутри страны". Была не исключена и "возможность движения на Москву германцев, донских казаков и белочехов. Эта последняя версия была в то время распространена особенно широко"5. О царившей в рядах большевиков летом 1918 года растерянности писал в своих воспоминаниях близко стоявший к большевикам Г. А. Соломон, доверенный Красина и хороший его знакомый. Соломон указывал, что примерно в эти месяцы один из видных советских дипломатов в Берлине (вероятно, Иоффе) признался в своей уверенности в крахе большевистской революции в России и предложил Соломону поскорее скрыться6.

Опасения советских руководителей в целом разделялись германскими дипломатами. 4 июня советник миссии в Москве К. Рицлер в пространном коммюнике сообщал следующее:

"За последние две недели положение резко обострилось. На нас надвигается голод, его пытаются задушить террором. Большевистский кулак громит всех подряд. Людей спокойно расстреливают сотнями. Все это само по себе еще не так плохо, но теперь уже не может быть никаких сомнений в том, что материальные ресурсы большевиков на исходе. Запасы горючего для машин иссякают, и даже на латышских солдат, сидящих в грузовиках, больше нельзя полагаться -- не говоря уже о рабочих и крестьянах. Большевики страшно нервничают, вероятно, чувствуя приближение конца, и поэтому крысы начинают заблаговременно покидать тонущий корабль. [... ] Карахан засунул оригинал Брестского договора в свой письменный стол. Он собирается

366

захватить его с собой в Америку и там продать, заработав огромные деньги на подписи императора. [... ] Прошу извинить меня за это лирическое отступление о состоянии хаоса, который, даже со здешней точки зрения, уже совершенно невыносим"7.

Примерно такое же впечатление вынес советник министерства иностранных дел Траутман, писавший днем позже, что "в ближайшие месяцы может вспыхнуть внутриполитическая борьба. Она даже может привести к падению большевиков". Траутман добавил, что по его сведениям "один или даже два" большевистских руководителя "уже достигли определенной степени отчаяния относительно собственной судьбы".

Вопрос о катастрофическом состоянии дел обсуждался на заседании ВЦИК 4 июня. С речами выступали многие видные большевики, в том числе Ленин и Троцкий. Ленин назвал происходящее одним из "самых трудных, из самых тяжелых и самых критических" периодов, не только "с точки зрения международной", но и внутренней: "приходится испытывать величайшие трудности внутри страны [... ] мучительный продовольственный кризис, мучительнейший голод". Троцкий вторил: "Мы входим в два-три наиболее критических месяца русской революции"8. За стенами ВЦИКа он был даже более пессимистичен: "Мы уже фактически покойники; теперь дело за гробовщиком"9.

15 июня на заседании Петроградского совета рабочих и красноармейских депутатов Зиновьев делал сообщение о положении в Западной Сибири, на Урале и на востоке европейской России в связи с наступлением чехословаков. "Мы побеждены, -- закончил он, -- но не ползаем у ног. Если суждено быть войне, мы предпочитаем, чтобы в крови захлебнулись [и ] наши классовые противники". Присутствовавший там же М. М. Лашевич после речей оппозиции -- меньшевиков и эсеров -- выступил с ответной речью, во время которой вынул браунинг и закончил выступление словами: "Помните только одно, чтобы ни случилось, может быть нам и суждено погибнуть, но 14 патронов вам, а пятнадцатый себе"10. Этих четырнадцати патронов хвати

367

ло на то, чтобы месяц спустя по приказу Ленина и Свердлова уничтожить российскую императорскую династию11.

Майско-июньский кризис советской власти12 привел к усталости советского актива13. В советскую власть не верили теперь даже те, кто изначально имел иллюзии14. В оппозиционной социалистической прессе особенно резко выступали меньшевики, бывшие когда-то частью единой с большевиками социал-демократической организации, во многом понимавшие Ленина лучше других политических противников15. Не отставали и "правые". На одной из конференций того времени оратор-кадет указал, что ему приходится говорить "о международном положении страны, относительно которой неизвестно, находится ли она в состоянии войны или мира", имеющей во главе правительство, признаваемое "только ее врагами". Вопрос "не в подписанном договоре, а в гарантиях его исполнения", -- продолжал оратор. И очевидно, "что всякие новые бумажные соглашения с Германией, всякие улучшения Брестского мира" не стеснят Германию "в ее дальнейших захватах", о чем свидетельствуют Украина, Белоруссия, Кавказ, Крым и Черноморский флот, занятые вопреки подписанному с немцами соглашению16.
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.