Г. Большевики и левые эсеры (Октябрь 1917 - июль 1918) (11)

У меня теперь такое чувство, что этот вопрос явился условленным знаком для начала действия. Со словами "это я вам сейчас покажу", стоящий за большим тяжелым столом Блюмкин опустил руку в портфель, выхватил револьвер и выстрелил через стол сперва в графа, а потом в меня и д-ра Рицлера. Мы были так поражены, что остались сидеть в своих глубоких креслах. Мы все были без оружия.

Граф Мирбах вскочил и бросился в зал, причем его взял на прицел другой спутник... Граф выбежал в соседний зал и в этот момент получил... пулю в затылок. Тут же он упал. Брюнет продолжал стрелять в меня и доктора Рицлера. Я инстинктивно опустился на пол, и когда приподнялся, то тотчас же раздался оглушительный взрыв от брошенной бомбы. Посыпались осколки бомбы, куски из штукатурки. Я вновь бросился на пол и, приподнявшись, увидел стоявшего доктора, с которым кинулись в залу и увидели лежащего на полу, в луже крови, без движения, графа. Тут же вблизи на полу лежала вторая, не разорвавшаяся бомба и в расстоянии примерно 2--3 шагов в полу большое отверстие -- следы взорвавшейся бомбы. Оба преступника успели скрыться через окно и уехать на поджидавшем их автомобиле. Выбежавшие из дверей подъезда слуги крикнули страже стрелять, но последняя стала стрелять слишком поздно и этим дала возможность скрыться безнаказанно убийцам. Скрываясь от преследования, злоумышленники забыли свой портфель с бумагами по делу графа и другими документами... и свои шляпы.. ."2 Из показаний д-ра Рицлера, данных в июле 1918 г.:

"В субботу приблизительно в 3 1/2 час. после обеда двое уполномоченных г. Дзержинского просили о личном

свидании с графом Мирбахом по личному делу. Я принял обоих в присутствии лейтенанта Мюллера в качестве переводчика. Первый из них объяснил, что ему непременно поручено об этом деле переговорить с графом Мирбахом, так как это дело личное, и не может уклониться от этого приказания. Я ему ответил, что граф не принимает. Но я, как старший чин посольства, уполномочен принимать и личные сообщения... Но граф решился сам выйти к ним. Мы уселись, и докладчик разложил на мраморном столе свое производство. Граф Мирбах, я и лейтенант Мюллер уселись напротив него, другой пришедший сел несколько подальше у двери. Докладчик на основании некоторых документов из дел Комиссии по борьбе с контрреволюцией изложил дело графа Роберта Мирбаха, арестованного несколько недель до того означенной Комиссией, арестован, по нашим сведениям, по ничтожным совершенно причинам. [Блюмкин заявил, что] хотя гр. Роберт Мирбах лично неизвестен послу гр.Мирбаху и является только очень отдаленным родственником его, посол гр. Мирбах еще до того делал со своей стороны представления об его деле. Так как мне объяснения докладчика Чрезвычайной Комиссии показались крайне неясными, то я заявил гр.Мирбаху, что лучше всего будет дать ответ по этому делу через Карахана. После краткого замечания на русском языке сидящего позади спутника докладчик быстро вынул, стоя за столом, большой револьвер и дал выстрел в гр. Мирбаха и немедленно засим несколько выстрелов в меня и Мюллера.."3 Из показаний Якова Блюмкина, данных в апреле 1919 г.:

"Я достал из портфеля револьвер и, вскочив, выстрелил в упор, последовательно, в Мирбаха, Рицлера и переводчика. Они упали. Я прошел в зал. В это время Мирбах встал и, согнувшись, направился в зал, за мной. Подойдя к нему вплотную, Андреев, на пороге, соединяющем комнаты, бросил себе и ему под ноги бомбу. Она не взорвалась. Тогда Андреев толкнул Мирбаха в угол (тот упал) и стал извлекать револьвер..."4

Несмотря на противоречивые в деталях показания, картина покушения складывается относительно ясно.5 Судя по всему, Мирбах был убит Андреевым выстрелом в затылок.6 А поскольку на взрыв и выстрелы начали сбегаться обитатели посольства, Блюмкин, согласно его показаниям, "поднял лежавшую бомбу и с сильным разбегом швырнул ее. Теперь она взорвалась, необычайно сильно".7 Бросал он ее не в Мирбаха, уже лежавшего на полу и истекавшего кровью,8 а в соседний с приемной зал, чтобы вызвать панику и, воспользовавшись ею, скрыться. В одном из документов отмечалось:

"Вдруг в 2 часа 40 минут раздался сильный взрыв, выбились окна в первом этаже особняка Мирбаха. Минуты через три выскочил из окна перврго этажа человек, затем -- через железный забор на панель и в автомобиль. Вслед за ним - другой, в черном пиджаке или сюртуке, с длинными распущенными волосами, также из окна через железный забор на панель и прямо-таки кубарем свалился в автомобиль No 27--60, который сейчас же поехал к Пречистенке".9

Блюмкин, однако, во время прыжка из окна повредил левую ногу и был к тому же ранен в ногу часовым, открывшим по террористам огонь.10 За рулем автомобиля сидел уже шофер из отряда Попова. Куда они едут -чекисты не знали. Наконец, неожиданно для самих себя они очутились в отряде Попова, в Трехсвятительском переулке, в штабе войск ВЧК и в руках левого эсера, члена ВЦИК Попова. Из автомобиля в штаб Попова матросы перенесли Блюмкина на руках. В штабе он был "острижен, выбрит, переодет в солдатское платье и отнесен в лазарет отряда, помещавшийся на противоположной стороне улицы".11 Роль Блюмкина была сыграна. С этой минуты он не принимал более в событиях никакого участия. Несколько раньше из поля зрения исчез Андреев -- настоящий убийца германского посла. И по не совсем понятным причинам лавры убийцы были безосновательно переданы Блюмкину.12

Но убийство не было совершено чисто. В суматохе террористы забыли в здании посольства портфель, в котором лежали "дело Роберта Мирбаха" и удостоверение на имя Блюмкина и Андреева,

подписанное Дзержинским и Ксенофонтовым. Наконец, два "упавших", по словам Блюмкина, дипломата -- Рицлер и Мюллер, два опаснейших свидетеля преступления, остались живы и даже не были ранены. Все это время они отлеживались под столом. Блюмкин промахнулся.

Кем и когда начата была подготовка убийства Мирбаха? Кто стоял за убийством германского посла? На эти вопросы ответить не так просто, как пытается это представить советская историография. Дело в том, что никаких документов, подтверждающих причастность ЦК ПЛСР к организации убийства германского посла, нет. Самый полный сборник документов о событиях 6--7 июля был издан чекистами в 1920 г. под названием "Красная книга ВЧК" и давно стал библиографической редкостью.13 Но даже в нем нет документов, подтверждающих выдвинутые большевиками против левых эсеров, прежде всего ЦК ПЛСР, обвинений в организации убийства Мирбаха и "восстания левых эсеров". И если даже советское правительство не позаботилось о том, чтобы документально изобличить "восставшую против него партию", остается только предположить, что таких документов просто не существует.

С 1920 года и по сегодняшний день все серьезные обвинения, выдвинутые против ПЛСР и ее ЦК, строятся на этом сборнике, опубликованном самими чекистами, но вскоре изъятом. Не потому ли и изъяли его, что читателю становилась очевидна безосновательность выдвинутых против ПЛСР обвинений? И не по той ли же причине советским (реже -- иностранным) историкам не остается ничего иного, как преподносить материалы "Красной книги ВЧК" в искаженном виде. Вот что пишет, например, известный советский историк эсеровской партии К. Гусев: "ЦК партии левых эсеров 24 июня 1918 г. принял официальное решение об убийстве германского посла в Москве, графа Мирбаха, и начале контрреволюционного мятежа".14

Гусеву вторит и один из ведущих советских официальных историков академик И.И.Минц:

"24 июня, как явствует из захваченных и опубликованных после подавления авантюры документов, ЦК левых эсеров, далеко не в полном составе, принял постановление

о решительном выступлении. В нем говорилось, что ЦК партии левых эсеров признал необходимым в интересах русской и международной революции положить конец передышке, являющейся результатом заключения Брестского мира. Для этого необходимо предпринять ряд террористических актов против представителей германского империализма -- в Москве против посла Мирбаха, в Киеве против фельдмаршала Эйхгорна,15 командующего германскими войсками на Украине, и др. С этой целью, указывалось в постановлении, следовало организовать боевые силы..."16

Между тем, в протоколе заседания ЦК ПЛСР ни о чем конкретном не говорилось. Приведем текст протокола полностью:

"В своем заседании от 24 июня ЦК ПЛСР-интернациона-листов, обсудив настоящее политическое положение республики, нашел, что в интересах русской и международной революции необходимо в самый короткий срок положить конец так называемой передышке, создавшейся благодаря ратификации большевистским правительством Брестского мира. В этих целях Ц. Комитет партии считает возможным и целесообразным организовать ряд террористических актов в отношении виднейших представителей германского империализма; одновременно с этим ЦК партии постановил организовать для проведения своего решения мобилизацию надежных военных сил и приложить все меры к тому, чтобы трудовое крестьянство и рабочий класс примкнули к восстанию и активно поддержали партию в этом выступлении. С этой целью к террористическим актам приурочить объявление в газетах участия нашей партии в украинских событиях в последнее время, как то: агитацию кр.17 и взрыв оружейных арсеналов. Время проведения в жизнь намеченных первых двух постановлений предполагается установить на следующем заседании ЦК партии.

Кроме того, постановлено подготовить к настоящей тактике партии все местные организации, призывая

их к решительным действиям против настоящей политики СНК.

Что касается формы осуществления настоящей линии поведения в первый момент, то постановлено, что осуществление террора должно произойти по сигналу из Москвы. Сигналом таким может быть и террористический акт, хотя это может быть заменено и другой формой.

Для учета и распределения всех партийных сил и приведения этого плана ЦК партии организует Бюро из трех лиц (Спиридонова, Голубовский, Майоров). Ввиду того, что настоящая политика может привести ее помимо собственного желания к столкновению с п. большевиков, ЦК партии, обсудив это, постановил следующее:

Мы рассматриваем свои действия, как борьбу против настоящей политики СН Комиссаров и ни в коем случае, как борьбу против большевиков.

Однако, ввиду того, что со стороны последних возможны агрессивные действия против нашей партии, постановлено в таком случае прибегнуть к вооруженной обороне занятых позиций.

А чтобы в этой схватке партия не была использована контрреволюционными элементами, постановлено немедленно приступить к выявлению позиции партии, к широкой пропаганде необходимости твердой, последовательной интерн, и революционно-социалистической политики в Советской России.

В частности, предлагается комиссии из четырех товарищей: Камков а, Трутовского, Карелина .. .18 выработать лозунги нашей тактики и очередной политики и поместить статьи в центр, органе партии.

Голосование было в некоторых пунктах единогласное, в некоторых против 1 или при одном воздержавшемся.

М. Спиридонова".19

Обратимся к анализу этого документа. Из него следует, прежде всего, что, вопреки утверждениям советской историографии, в

том числе Гусева, никаких указаний на намерение левых эсеров убить конкретно Мирбаха в протоколе от 24 июня нет. Таким образом, протокол, сам по себе, не доказывает причастия ПЛСР к убийству. Более того, в протоколе указано, что время проведения террористических актов будет определено следующим заседанием ЦК ПЛСР. Но до 6 июля, как известно совершенно точно, такого заседания не было. Неправомерными следует считать и заявления советских историков о подготовке левыми эсерами восстания против советской власти. Как раз из текста протокола следует, что левые эсеры больше всего на свете боялись подвергнуться разгрому со стороны большевиков; а однажды упомянутое в протоколе слово "восстание" подразумевало, безусловно, не восстание против советской власти, а восстание на Украине против германской оккупации. Именно по этой причине никто из советских авторов ни разу не процитировал текст опубликованного в "Красной книге ВЧК" протокола полностью: читателям стала бы очевидна безосновательность советских обвинений.
[1] [2] [3] [4]