Г. Большевики и левые эсеры (Октябрь 1917 - июль 1918) (11)

251 тыс. человек. (См.: T.H.Rigby. Communist Party Membership in

the USSR. 1917-1967. Princeton, 1968, p.69). Подробнее о численности

РКП (б) в 1917-1919гт. см. там же, стр.59-74.

См.: "Бюллетень оппозиции", под ред, Л. Троцкого, апрель 1938,

No 65, стр. 13-14. На процессе Бухарин был обвинен в том, что он знал

о предстоящем "мятеже левых эсеров" и не воспрепятствовал ему.

В том же был обвинен и Троцкий. (См.: Lenin (V.I.Ulianov), OGIZ, 1939, [Moscow], специальное издание большого формата без указания страниц). Обвинение это, вероятно, было справедливо в том смысле, что о "предстоящем восстании левых эсеров* знали все большевистские вожди. Но у левых коммунистов были еще и свои "собственные" надежды и расчеты на убийство Мирбаха и срыв Брестского мира. Если Ленин не слишком боялся войны с Германией, как будет показано ниже, то левые коммунисты ее откровенно желали.

"Правда", 16 декабря 1923,No 286.

Там же, 15 декабря 1923, No 285.

Там же, 3 января 1924, No 2. Заметим, что все это писалось еще при

жизни Ленина.

Суханов писал впоследствии: "Это был огромный риск, на который,

кажется, было невозможно пойти, если бы хладнокровно рассчитать

все возможные случайности. Но в этом-то и заключается самая

характерная черта этого беспримерного восстания..." (Н.Н.Суханов.

Записки о революции. Кн. VII. Берлин--Москва, 1923, стр. 125),

ГЛАВА ВОСЬМАЯ УБИЙСТВО МИРБАХА

Из показаний Блюмкина, данных им в апреле 1919 года следственной комиссии:

"Утром 6 июля я пошел в Комиссию [ЧК]... У дежурной барышни в общей канцелярии я попросил бланк Комиссии и в канцелярии отдела контрревол. напечатал на нем следующее: "Всероссийская Чрезвычайная Комиссия по борьбе с конгрревол. уполномачивает ее члена, Якова Блюмкина, и представителя Рев. Трибун. Николая Андреева войти непосредственно в переговоры с господ, германским послом в России гр.Вильгельмом Мирбахом по делу, имеющему непосредственное отношение к самому господину германскому послу". ...Подпись секретаря (т. Ксенофонтова) подделал я, подпись председателя (Дзержинского ) - один из членов ЦК- Когда пришел, ничего не знавши, т. председат. ВЧК Вячеслав Александрович, я попросил его поставить на мандате печать Комиссии, кроме того, я взял у него расписку в гараж на получение автомобиля. ...Поехал в первый дом Советов. Здесь на квартире одного члена ЦК уже был Николай Андреев. Мы получили снаряд (толовую бомбу -- Ю. Ф.), последние указания и револьверы. Я спрятал револьвер в портфель, бомба находилась у Андреева, также в портфеле, заваленная бумагами. Из "Националя" мы вышли около 2-х час. дня. Шофер не подозревал, куда он нас везет. Я, дав ему револьвер, обратился к нему, как

член Комиссии, тоном приказания: "Вот вам колы и патроны, езжайте тихо, у дома, где остановимся, не прекращайте все время работы мотора, если услышите выстрелы, шум, будьте спокойны". Был с нами еще один шофер, матрос из отряда Попова, его привез один из членов ЦК. Этот, кажется, знал, что затевается. Он был вооружен бомбой. В посольстве мы очутились в 2 часа 15 мин. На звонок отворил немец-швейцар... Я предъявил... мандат... Вскоре... вышли 2 молодых господина...

Вы от тов. Дзержинского?

Да.

Пожалуйста".1

Из показаний Леонгарта Мюллера, данных вскоре после убийства германского посла:

"Около 3 ч. после обеда зашел ко мне советник посольства гр. Бассевитц и сообщил, что пришли двое членов Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией, которых намерен принять тайный советник д-р Рицлер, и чтобы я при этом присутствовал. Когда я встретился с д-ром Рицлером, у него в руках было удостоверение этих лиц, подписанное председателем Комиссии всемогущим Дзержинским, которое гласило, что член этой Комиссии Блюмкин и член Суда Трибунала Андреев уполномочен[ы] вести переговоры с посланником по чисто личному делу. Доктор Рицлер и я вышли в приемную, где оба лица сидели, и провели их через вестибюль и зал в приемную, где мы уселись... Один из них [был] смуглый брюнет, с бородой и усами, большой шевелюрой, одет был в черный пиджачный костюм. С виду лет 30--35, с бледным отпечатком на лице, тип анархиста. Он отрекомендовался Блюмкиным. Другой рыжеватый, без бороды, с маленькими усами, худощавый, с горбинкой на носу. С виду также лет 30. Одет был в коричневатый костюм... Назвался Андреевым; а по словам Блюмкина является председателем Революционного Трибунала. Когда все мы

четверо уселись около стола, Блюмкин заявил доктору Рицлеру, что ему необходимо переговорить с графом по его личному делу. Требование свое повторил несколько раз и, несмотря на заявление доктора Рицлера, что он уполномочен и на секретные переговоры, оставался при своем первоначальном требовании... Блюмкин засим объяснил, что получил от Дзержинского строгое предписание говорить по этому чисто личному делу с графом лично.

Д-р Рицлер ответил, что он в качестве первого советника посольства уполномочен вести все переговоры вместо графа, в том числе и личного свойства. Блюмкин ответил, что он обязан придерживаться определенного своего поручения, но на вопрос д-ра Рицлера, удовлетворится ли он письменным уполномочием графа, он ответил утвердительно. После этого д-р Рицлер покинул приемную и вскоре вернулся в сопровождении посла. Блюмкин после этого вынул из своего портфеля большое количество подлинных документов и объяснил, что он должен с послом переговорить по поводу дела некоего графа Роберта Мирбаха, лично графу незнакомого члена отдаленной венгерской ветви его семьи, за которого якобы уже ходатайствовал граф Мирбах и датский генеральный консул. Этот Роберт Мирбах будто бы замешан в каком-то деле о шпионаже. Разговор, касающийся этого дела, продолжается около пяти минут, причем были представлены документы, подписи коих посольству были хорошо известны, как, например, подпись датского генерального консула Гакстгаузена. ...Когда на слова Блюмкина посол ответил, что он ничего не имеет общего с упомянутым офицером, что это для него совершенно чуждо, и в чем именно заключается суть дела, Блюмкин ответил, что через десять дней будет это дело поставлено на рассмотрение Трибунала. Посол при этих словах остался пассивен...

Когда д-р Рицлер предложил графу Мирбаху прекратить переговоры и дать письменный ответ через комиссара

Карахана, второй посетитель, до сих пор только слушавший и сидевший в стороне, сказал, что мы по-видимому хотим узнать, какие меры будут приняты со стороны Трибунала по делу графа Роберта Мирбаха, на каковой вопрос, при его повторении со стороны Блюмкина, граф ответил утвердительно.
[1] [2] [3] [4]