Г. Архив Троцкого (Том 3, часть 2) (13)

Если даже оставить в стороне ослепляющий стиль этих строк -- Маркс и Ленин "подвизаются" у Сталина, точно провинциальные антрепренеры -- то все же придется признать исторический экскурс в целом крайне невразумительным. Что Маркс действовал в XIX столетии, а не в XX -- это верно. Но ведь суть всей деятельности Маркса--Энгельса состояла в том, что они теоретически предвосхищали и подготовляли эпоху пролетарской революции. Если это отбросить, то мы получим катедер-марксизм, т.е. самую гнусную карикатуру. И все значение работы Маркса в том и обнаруживается, что эпоха пролетарской революции, наступившая позже, чем они ждали, потребовала не ревизии марксизма, а, наоборот, его

очищения от ржавчины промежуточного эпигонства. У Сталина же выходит, что марксизм, в отличие от ленинизма, был теоретическим отражением нереволюционной эпохи.

Такое представление у Сталина не случайно. Оно вытекает из всей психологии эмпирика, живущего на подножном корму. Теория у него только "отражает" эпоху и служит злобе дня. В специально посвященной теории главе -- что это за глава! -- Сталин "подвизается" следующим образом: "Теория может превратиться в величайшую силу рабочего движения, если она складывается в неразрывной связи с революционной практикой" (Основы ленинизма, с. 89, курсив наш).

Ясно, вся теория Маркса, складывавшаяся "в неразрывной связи" с практикой предреволюционной эпохи, должна оказаться устаревшей для "революционной практики" Сталина. Он совершенно не понимает, что теория -настоящая или большая теория -- вовсе не складывается в непосредственной связи с сегодняшней практикой, а представляет собою объединение и обобщение всей практики человечества, включающей в себя разные эпохи в их материально обусловленном чередовании. Только потому, что теория не связана неразрывно с современной ей практикой, а возвышается над нею, она получает дар заглядывать вперед, т. е. подготовлять свою связь с будущей практикой, подготовлять людей, которым эта будущая практика оказалась бы по плечу. Марксова теория возвышалась, как гигантская дозорная башня над современной Марксу лассалевской революционной практикой, как и над практикой всех организаций Первого Интернационала581. Второй Интернационал усваивал для своих практических потребностей только некоторые элементы марксизма, далеко не всегда основные. И только эпоха исторических катастроф всей капиталистической системы, открывшая возможность претворения основных выводов марксизма в жизнь, сделала людей -- не всех, далеко не всех -- более восприимчивыми к пониманию марксизма в целом.

Сталинская справка насчет предреволюционной теории марксизма и революционной теории ленинизма есть на самом деле философия истории теоретического хвостизма, который состоит на посылках у практики сегодняшнего дня. Сталинская история марксизма и ленинизма принадлежит к той "исторической школе", про которую Маркс говорил словами Ветхого Завета582, что она всегда видит только заднюю часть всего совер

шающегося. Сталин имеет в виду те "теории", которые создаются по заказу секретариата в "неразрывной связи" с практикой аппаратно-центристского руководства в период политического сползания.583

Всячески вращаясь вокруг слишком горячей каши, которую он сам же заварил -- поистине это теоретическое варево лучше всего определяется излюбленным ленинским словечком "каша",-- Сталин зигзагами и обиняками подбирается к той мысли, что ленинизм "революционнее" марксизма. "Отмечают обычно,-- продолжает он свое противопоставление ленинизма марксизму,-исключительно боевой и исключительно революционный характер ленинизма". Кто отмечает? Неизвестно. "Обычно" отмечают -- и только. Это все из осторожности, переходящей в трусость. Что значит "исключительно революционный"? Неизвестно. Но что "отмечает" по этому поводу сам Сталин? Он говорит: "Это совершенно правильно. Но (!) эта особенность (маленькая "особенность" по сравнению с марксизмом) объясняется двумя причинами": борьбой с оппортунизмом Второго Интернационала и пролетарской революцией (там же, с. 74).

Таким путем Сталин, хотя и не очень смело, но все же причалил к выводу, что "особенностью" ленинизма является его "исключительная" революционность по сравнению с марксизмом. Если эта мысль была верна, то нужно было бы открыто отказаться от марксизма, как изжившей себя теории, подобно

Ф

ко4 логистона ,

витализма585 и пр., сдавая их, как материал, историкам человеческой мысли. Но на самом деле мысль, что ленинизм "революционнее" марксизма, представляет собою прямое глумление над ленинизмом, марксизмом и революционностью.

В анализе второго, "уточненного", определения ленинизма мы до сих пор опускали слово "тактика". Полная формула, как помнит читатель, гласит: "Ленинизм есть марксизм эпохи империализма и пролетарской революции. Точнее: ленинизм есть теория и тактика пролетарской революции вообще, теория и тактика диктатуры пролетариата в особенности."

Тактика является действенным применением теории к конкретным условиям классовой борьбы.

Тактика осуществляет связь теории с текущей практикой. Теория, вопреки Сталину, вовсе не складывается в неразрывной связи с текущей практикой, а возвышается над нею

и только благодаря этому получает способность направлять тактику, указывая ей, помимо сегодняшней точки, еще ряд ориентирующих точек в прошлом и перспективных -- в будущем: сложная линия тактики, марксистской, а не хвостистской, определяется не одной, а многими точками.

Если марксизм, возникший в предреволюционную эпоху, вовсе не был "предреволюционной" теорией, а, наоборот, возвышаясь над своей эпохой, был теорией пролетарской революции, то тактика, т. е. боевое применение марксизма к конкретным условиям, по самому существу своему не может возвышаться над эпохой, т. е. над зрелостью объективных условий. Под углом зрения тактики -- вернее было бы сказать революционной стратегии586 -- деятельность Ленина гигантски отличается Маркса и его старых учеников, как эпоха Ленина отличается от эпохи Маркса. Революционер Маркс жил и умер теоретическим советником молодых партий пролетариата и провозвестником будущих решающих его боев. Ленин повел пролетариат на завоевание власти, обеспечил своим руководством победу и руководил первым в истории человечества рабочим государством и Интернационалом, непосредственно призванным осуществлять мировую диктатуру пролетариата. Титаническая работа величайшего революционного стратега вполне может быть поставлена на ту же высоту, что и работа величайшего титана пролетарской теории.

Жалкой, бессодержательной, в конец неумной является попытка механически уравновесить теоретический и практический элементы в работе Маркса и Ленина. Маркс, мол, создавал не только теорию, но и Интернационал. Ленин не только руководил великой революцией, но и работал над теорией. Стало быть, различие их только в том, что они "подвизались" в разные эпохи, вследствие чего марксизм просто революционен, а ленинизм "исключительно революционен". Все это мы уже знаем.

Маркс совершил немалое дело в качестве руководителя Первого Интернационала. Но не это, однако, составляло основное дело его жизни. Маркс и без Союза коммунистов и без Первого Интернационала остается Марксом. Его теоретический подвиг ни в каком смысле не совпадает с его революционной практикой, неизмеримо возвышается над нею, создавая теоретическую основу всей дальнейшей практики Ленина и еще ряда поколений.

Теоретическая работа Ленина имела в основном служебный характер по отношению к его собственной революционной практике. Всемирно-историческому значению практики соответствовал и размах теоретической работы. Но Ленин не создавал теории ленинизма. Он применял теорию марксизма к революционным задачам новой эпохи. Еще на третьем съезде партии, где закладывались первые камни большевистской партии, Ленин сам сказал о себе, что он считает более правильным именоваться публицистом, а не теоретиком социал-демократии. Это нечто большее, чем "скромность" молодого вождя, уже давшего ряд ценнейших научных трудов. Если помнить, что публицист публицисту рознь, то Ленин правильно определял в этих словах свое историческое назначение. Под публицистикой он понимал теоретико-политическое применение готовой теории для прокладывания путей данному живому революционному движению.

Даже "отвлеченная" и наиболее далекая по теме от злобы дня работа Ленина об эмпириокритицизме58 вызвана была непосредственной потребностью внутрипартийной борьбы. Эта книга может быть поставлена на полке рядом с "Анти-Дюрингом" Энгельса588 как применение того же метода и тех же критических приемов к новому отчасти материалу естественных наук и против новых противников. Не меньше, но и -- не больше этого. Ни новой системы, ни нового метода здесь нет. Это полностью и целиком система и метод марксизма.

Чиновники лжеленинизма, сикофанты и кляузники снова поднимут вой, что мы "умаляем" дело Ленина. Эта братия тем громче вопит о заветах учителя, чем наглее она их втаптывает в грязь эклектики и оппортунизма. Предоставляя кляузникам кляузничать, мы защищаем ленинизм, мы истолковываем его, мы продолжаем дело Ленина.

Ленинская теория, сказали мы, имела служебный характер по отношению к его собственной практике. Но практика эта была такого масштаба, что впервые потребовала применения марксистской теории в полном ее объеме.

Теория является обобщением всей предшествующей практики и имеет служебное значение по отношению ко всей последующей практике. Мы уже выяснили, что это не значит, будто теория складывается в зависимости от текущей практики и будто она имеет служебное значение по отношению ко всякой практике. По Сеньке шапка. Для сталинской практики

беспринципных зигзагов "необходима и достаточна" эклектическая помесь из дурно переведенных осколков марксизма, меньшевизма и народничества590. Ленинская практика впервые в истории поставила себе на службу всю марксистскую теорию в целом. Вот на каком пути "уравновешивается" величина этих двух фигур. Сталинское свидетельство о том, что каждый из них с успехом подвизался в теории и практике своего периода, один -- революционно, другой -- "исключительно" революционно, навсегда останется скверным анекдотом идейного эпигонства. И Маркс, и Ленин вошли в бессмертие не по путевкам Сталина.
[1] [2] [3] [4]