Двенадцать апостолов
[1] [2] [3] [4]Ему сейчас -- двадцать лет. Где он? Что делает? Защищал ли Одессу? Или лежит в братской могиле, где-то далеко на Лимане? Или работает сейчас в освобожденной возрождающейся Одессе?
* * *
Отдельные имена и фамилии участников массовок "Одесской лестницы" я помню.
И это неспроста.
Есть в практике режиссуры такой прием. Толпа мчится вниз по лестнице... Более двух тысяч ног бегут вниз по уступам. Первый раз -- ничего. Второй раз -- уже менее энергично. Третий -- даже лениво.
И вдруг с вышки сквозь сверкающий рупор, перекрывая топот ног и шуршанье ботинок и сандалий, звучит иерихонской трубой нравоучительный окрик режиссера:
-- Товарищ Прокопенко, нельзя ли поэнергичнее?
На мгновение массовка цепенеет: "Неужели с этой проклятой вышки видны все и каждый? Неужели режиссер аргусовым оком следит за каждым бегущим? Неужели знает каждого в лицо и по имени?"
И в бешеном новом приливе энергии массовка мчится дальше, строго уверенная в том, что ничто не ускользает от недреманного ока режиссера-демиурга.
А между тем режиссер прокричал в свою сверкающую трубу фамилию случайно известного ему участника массовки.
* * *
Помимо этих тысяч анонимов в фильме есть еще один вовсе своеобразный аноним.
Этот аноним вызвал громадное беспокойство даже международного порядка -- не более и не менее как запрос в германском рейхстаге.
Анонимом этим были... суда адмиральской эскадры, которые в конце фильма надвигаются на "Потемкина".
Их много и они грозные.
Вид их и количество во много раз превосходили численность того флота, которым располагала молодая Советская держава в 1925 году. .
Отсюда лихое беспокойство германского соседа.
Значит, агентурные и шпионские данные о военной мощи Советской России -- ложны и преуменьшены?
В результате -- запрос в рейхстаг о подлинной численности нашего флота.
У страха глаза велики. И эти слишком широко открытые s испуге глаза проморгали на экране то обстоятельство, что куски общих планов надвигающейся эскадры -- не более и не менее как куски старой хроники маневров... старого флота одной из иностранных держав.
Прошли годы, и грозная мощь нашего флота стала реальностью. А память о мятежном броненосце жива в груди плеяды его стальных советских потомков.
И тут наступило время воздать должное главному анониму,-- уже не анониму-участнику, но анониму-творцу:
нашему великому русскому народу,
его героическому революционному прошлому
и его великому творческому вдохновению, которое неиссякаемо питает творчество наших художников и мастеров.
И этому великому многомиллионному вдохновителю и истинному творцу наших произведений пламенная благодарность всех тех, кто творит в нашей стране.
[1] [2] [3] [4]