Часть шестая. ХОЛОКОСТ (1)

Неожиданно Вейцман нашел себе союзника в лице либерального депутата Герберта Сэмьюэла. Он был членом еврейского истэблишмента в то время, когда он еще был в подавляющем большинстве довольно злобно настроен антисионистски. Отец его основал процветающую банковскую фирму «Сэмьюэл Монтегю» , а его первый двоюродный брат, Эдвин Монтегю, работал в этой же фирме, при этом был политиком и одним из ведущих антисионистов. Сэмьюэл, будучи в Баллполе, этом гнезде атеизма, вынужден был признаться матери, что утратил там веру, однако внешне он оставался конформистом, продолжал делать взносы в синагогу и гордо называл себя евреем. Так что когда в1909 г. он вошел в кабинет министров, то оказался там первым евреем. Занимаясь также политической работой в еврейском Уайтчепеле, он наблюдал там ужасные сцены нищеты и упадка, что и сделало его сионистом. Его настроения укрепились в результате участия в 1911 г. в деле Маркони, когда он испытал на себе жестокость антисемитизма – даже в терпимой Англии.

Сэмьюэл по характеру был холоден, молчалив, замкнут; свои взгляды держал при себе. Даже Вейцман не знал, что он сионист. Но он тайком разрабатывал план, как воспользоваться турецкой интервенцией, и в тот день, когда Асквит выступал со своей речью, Сэмьюэл заглянул в Форин-Офис к министру иностранных дел Эдварду Грэю и провел с ним важную беседу. «Что вы думаете насчет национального очага евреев?» – задал он ему вопрос. Грэй сказал, что «он всегда сочувственно относился к этой идее… [и он] готов поработать в этом направлении, если появится возможность». Они обсудили подробности. Сэмьюэл предупредил, что в это образование нельзя включать «Бейрут и Дамаск, поскольку они имеют значительное нееврейское население, которое не удастся ассимилировать». В общем, добавил он, «было бы весьма полезно, если бы Франция заняла остаток Сирии, так как для государства было бы намного лучше иметь своим соседом европейскую державу, чем турок». Так чистая идея стала постепенно приобретать вид англо-французского договора о разделе территорий, согласно которому англичане получали Палестину, а французы – Сирию и Ливан; позднее границы были определены в Версале секретным соглашением Сайкса – Пико. Но все это еще не означало, что евреи получат свой дом. В тот же день позднее Сэмьюэл заехал в казначейство, чтобы заручиться поддеркой Ллойд-Джорджа, ставшего канцлером. Он «сказал мне, что очень хотел бы, чтобы там было организовано еврейское государство».

Так Вейцман и Сэмьюэл привели в движение всю кампанию. Фабианский «Нью-стэйтсмен» , выступая за британский протекторат, где можно было бы возлелеять еврейский национальный очаг, утверждал: «Надежды сионистов внезапно перешли из разряда идеала в вопрос практической политики». На самом же деле впереди был еще долгий путь. Салонный антисемит Асквит с презрительной ухмылкой наблюдал за тем, как Сэмьюэл докладывал свой план кабинету и встретил резкое сопротивление своего антисионистского кузена Монтегю. Премьер-министр описал их стычку в одном из ежедневных писем своей подруге Венеции Стэнли 28 января 1915 г.:

«[Сэмьюэл] думает, что мы должны поселить на этой не слишком многообещающей территории от 3 до 4 миллионов евреев, и это произведет хорошее впечатление на тех, кто остался (думаю, на него самого в том числе)… Это звучит на манер нового исправленного издания «Танкреда» . Признаюсь, меня не привлекает эта дополнительная ответственность, которую нам предлагают принять на себя. Но любопытно наблюдать в качестве иллюстрации к любимому афоризму Диззи «раса это все» сие почти лирическое произведение высокоорганизованного и методичного мозга Г. С.».

Затем 13 марта 1915 г. он вновь упоминает «почти дифирамбный меморандум» Сэмьюэла по Палестине, «куда со временем смогли бы сползтись со всех углов земного шара евреи и положенным образом получить там самоуправление (ну и государство!). Любопытно, что кроме него это предложение поддерживает один Ллойд-Джордж, которому, боюсь, наплевать на евреев» – просто ему хочется удержать этих «агностиков и атеистов французов» подальше от «Святых мест». Четыре дня спустя премьер сообщил мисс Стэнли, что «кузен Монтегю», или «ассириец», как он его называет, нанес ответный удар «язвительным меморандумом», в котором обвинил «кузена Герберта» в том, что тот неспособен перевести на иврит ни единой фразы из своего плана, который является «довольно преждевременной и почти богохульной (!) попыткой организовать Святое Агентство по собиранию евреев». Асквит признается, что его «довольно позабавил» язык, которым пользовались в ссоре его еврейские коллеги. Его сомнения окрепли, когда военный министр, лорд Китченер, единственный из министров, кто бывал там, заявил: «Палестина все равно не будет представлять для нас никакого интереса».

События, однако, постепенно развивались в нужном для сионистов направлении. Китченеру пришлось уступить портфель министра вооружений Ллойд-Джорджу, который тем самым оказался в деловом контакте с Вейцманом, работавшим теперь на оборону. Потом Китченер застрял в поездке по России, и Ллойд-Джордж полностью подмял под себя военное ведомство. Это ознаменовало начало переброски резервов в Восточное Средиземноморье и создавало вероятность английского завоевания Палестины. Вейцман решил, что теперь легче встретиться со старшими и влиятельными членами кабинета. 18 августа 1916 г. в Форин-Офис он покорил лорда Роберта Сесила, который писал об этом так:

«Он совершенно справедливо указал на то, что в нашей стране еврей всегда должен объяснять свое существование, причем он всегда не совсем англичанин и не совсем еврей; то же самое можно утверждать и о положении в других странах, разве что с более серьезными последствиями… Некоторое представление о том, какое впечатление он производил, может дать следующая его фраза: «Я не романтик, если не считать того, что евреям всегда приходится быть романтиками, потому что действительность для них слишком ужасна».

Сесил объявил, что Вейцман «произвел на него потрясающее впечатление, несмотря на его не располагающую, если не сказать – отталкивающую внешность». Через четыре месяца Асквита прогнали, а Ллойд-Джордж стал премьером и сделал Бальфура своим министром иностранных дел.
[1] [2] [3] [4]