Часть пятая. ЭМАНСИПАЦИЯ (4)

Маркс был не просто еврейским мыслителем, он был также и антиеврейским мыслителем. В этом заключен парадокс, который наложил трагический отпечаток на развитие марксизма и его претворение в жизнь в Советском Союзе и у его последователей. Антисемитизм Маркса имеет глубокие корни. Мы уже видели, какую роль антиеврейская полемика играла в трудах писателей-просветителей вроде Вольтера. В дальнейшем эта традиция разделилась на два течения. Одно – немецкое «идеалистическое» течение в лице Гете, Фихте, Гегеля и Бауэра, причем у каждого последующего антиеврейские элементы становились все более явно выраженными. Второе – французское «социалистическое» течение. Оно связывало евреев с промышленной революцией и сильнейшим ростом коммерции и материализма, которым было отмечено начало XIX века. В своей книге, изданной в 1808 году, Франсуа Фурье называл коммерцию «источником всех зол», а евреев – «инкарнацией коммерции». Пьер-Жозеф Прудон пошел дальше, обвиняя евреев в том, что они «служили буржуазии, крупной и мелкой, подобной им, по всей Европе». Евреи, по его словам, «необщительная раса, упрямая, дьявольская… враги человечества. Нужно отправить эту расу обратно в Азию либо уничтожить». Последователь Фурье Альфонс Туссенель издавал антисемитский журнал «Фаланга» и в 1845 году выступил с первой массированной атакой на евреев как на сеть коммерческих заговорщиков против человечества, назвав свой труд «Евреи – короли эпохи: история финансового феодализма». На следующие сорок лет эта книга стала первоисточником для издававшейся на многих языках антисемитской литературы.

Маркс впитал оба потока, добавив в их мутную воду собственных страданий. В своих рассуждениях о евреях-революционерах историк Роберт Унстрич считает, что ненависть к себе у некоторых из них отражает ярость наиболее умных членов ущемленного меньшинства, не получившего положения и признания в обществе, соответствующего их талантам. Мыслители просвещения, и немцы и французы, утверждали, что отрицательные черты иудаизма должны быть ликвидированы еще до того, как евреев можно будет освободить: евреи, которые подвергались дискриминации, соглашались с таким подходом и зачастую направляли свой гнев скорее против неперестроившихся евреев, чем против тех, кто преследовал и тех и других. Пресловутая «самоненависть» концентрировалась на евреях гетто, которые были, конечно, антисемитским типажом. Гейне, который, в сущности, очень мало знал о реальной жизни большинства евреев, ненавидя себя, пользовался всеми стандартными антисемитскими клише. Маркс, который знал еще меньше, заимствовал свою брань из нееврейских студенческих кафе. И оба использовали карикатурное изображение жителя гетто, чтобы мордовать близких им образованных и крещеных евреев, особенно прогрессивно настроенных друзей. Едва ли не самые злобные и почти невообразимые нападки Гейне были направлены на Людвига Борна (1786—1837), урожденного Лоба Баруха, крещеного еврейского писателя-радикала, чье происхождение и взгляды были весьма близки к его собственным. Маркс, по-видимому, перенял эту привычку у Гейне. Так, сам пытаясь где только возможно скрыть свое еврейское происхождение, он постоянно нападал на своих оппонентов-евреев – за то же самое. Почему, спрашивал он, Иосиф Моисей Леви, владелец лондонской «Дейли Телеграф» и крещеный еврей, старается, «чтобы его причислили к англосаксонской расе… если мать-природа написала о его происхождении безобразными прописными буквами прямо посередине лица».

Но, пожалуй, самое мерзкое упражнение в самоненависти было адресовано Марксом его соратнику социалисту Фердинанду Лассалю (1825—1864), еврею из Бреслау, который подправил свою прежнюю фамилию (Ласаль) в честь французского героя-революционера, а в дальнейшем стал основателем немецкого социализма как массового движения. Его практические достижения в этом направлении были намного значительнее, чем у Маркса. Несмотря на это (или вследствие этого), он стал мишенью невероятной брани в переписке Маркса с Энгельсом. Маркс называл его «барон Ициг», «еврейский негр». Он видел в нем польского еврея, а польских евреев он считал «самой грязной расой». Энгельс писал Марксу 7 марта 1856 года: «[Лассаль] настоящий еврей со славянской границы и всегда стремился использовать партийные дела в личных целях. Отвратительно наблюдать, как он старается пробиться в аристократическое общество. Это сальный еврей, маскирующийся бриллиантином и блеском бижутерии». Нападая на еврейство Лассаля и глумясь над его сифилисом, Маркс не постеснялся воспользоваться древнейшей антисемитской клеветой. 10 мая 1861 года он писал Энгельсу: «Кстати, о Лассале – Лазаре. В своей выдающейся работе по Египту Лепсий доказал, что исход евреев из Египта – не что иное, как описанная Мането история изгнания из Египта «прокаженного народа». Во главе этих прокаженных стоял египетский жрец, Моисей. В итоге Лазарь-прокаженный есть типичный еврей, а Лассаль – типичный прокаженный». И снова, 30 июля 1862 года: «Мне абсолютно ясно, что, как показывает форма его головы и характер шевелюры, он происходит от негров, которые присоединились к Моисею, бежавшему из Египта (если только его мать или бабка со стороны отца не скрещивали с ниггером). От этого союза евреев с немцами, да на негритянской основе обязан был получиться удивительный гибрид».

Личный антисемитизм Маркса, как бы неприемлем он ни был, мог бы сыграть в его деяниях не бульшую роль, чем у Гейне, если бы не являлся частью систематического и теоретического антисемитизма, в который Маркс, в отличие от Гейне, глубоко верил. Фактически можно утверждать, что марксова теория коммунизма явилась конечным продуктом его теоретического антисемитизма. Спиноза первым показал, как критику иудаизма можно использовать для радикальных выводов мирового масштаба. Его примеру последовали французские просветители, хотя их отношение к иудаизму было намного более враждебно по тону и носило более расистский характер. Среди радикальных немецких писателей идея, что разрешение «еврейского вопроса» может дать ключ к решению общечеловеческих проблем, обсуждалась весьма широко. В 1820-е и 1830-е годы именно этим путем шел к своему социализму тот самый Людвиг Борн, который был подвергнут обильным поношениям. В 1843 году Бруно Бауэр, антисемитский вождь левых гегельянцев, издал статью, где требовал, чтобы евреи полностью отказались от иудаизма и перешли от своих призывов к равным правам к общей кампании за освобождение человека от религии и тирании государства.

Маркс ответил на работу Бауэра двумя статьями в «Немецко-французском ежегоднике» в 1844 году, когда Дизраэли опубликовал «Танкреда». Они названы «По еврейскому вопросу». Маркс полностью воспринял свирепый антисемитизм аргументации Бауэра, про которого он говорил, что тот пишет «со смелостью, пониманием, остроумием, отточенным языком, который столь же точен, сколь и энергичен и полон смысла». Он с одобрением цитирует злобное преувеличение Бауэра насчет того, что «евреи определяют судьбу целой [австрийской] империи силой своих денег… [и] решают судьбу Европы». Он расходится с Бауэром лишь там, где тот утверждает, что антисоциальная природа евреев является религиозной в своей основе, и ее можно излечить, оторвав евреев от их религии. По мнению Маркса, это зло носит социальный и экономический характер. «Давайте, – пишет он, – рассмотрим реального еврея. Не Шаббатного … а ежедневного ». Что, спрашивает он, лежит «в мирской базе иудаизма? Практические надобности, личный интерес. В чем житейский культ евреев? В барышничестве. В чем житейский бог? В деньгах». Евреи постепенно навязали эту «практическую» религию всему обществу: «Деньги – ревнивый Бог Израиля, помимо которого не может существовать другого. Деньги унижают всех богов человечества и превращают их в предметы потребления. Деньги – самодостаточная цена всех вещей. В результате они лишили весь мир, как человечество, так и природу, их собственной истинной цены. Деньги есть отчужденная сущность человеческого труда и существования: эта сущность преобладает над ним, а он ей поклоняется. Бог евреев был секуляризован и стал богом этого мира».

Евреи, продолжает Маркс, превращают христиан в свои подобия, так что некогда стойкие христиане Новой Англии, например, превратились в рабов Маммоны. Используя власть своих денег, евреи эмансипировались и перешли к порабощению христиан. Совращенный евреями христианин «убежден, что у него нет иной судьбы, чем постараться стать богаче соседей», и «мир стал биржей». Маркс утверждал, что противоречие между теоретической нехваткой политических прав у евреев и их «эффективной политической властью» есть противоречие между политикой и «властью денег вообще». Политическая власть перевешивает деньги; фактически они стали ее поручителем». Отсюда следует: «Именно своей внутренней сущностью гражданское общество непрерывно порождает евреев».

Таким образом, марксово решение, в отличие от бауэровского, носит экономический, а не религиозный характер. Еврей при деньгах стал «всеобщим антисоциальным элементом нашего времени». Чтобы «сделать еврея невозможным», необходимо ликвидировать «предварительные условия» и «саму возможность» его пресловутой финансовой деятельности. Коль скоро изменится экономическая структура, еврейское «религиозное сознание испарится подобно безжизненному туману в настоящем, животворном воздухе общества». Ликвидируйте еврейское отношение к деньгам, и тогда как еврей с его религией, так и извращенный вариант христианства, который он навязал миру, просто исчезнут: «В конечном счете, эмансипация евреев есть эмансипация человечества от иудаизма». И снова: «Эмансипировав себя от барышничества и денег, и тем самым от реального и практического иудаизма, наш век эмансипирует себя».
[1] [2] [3] [4]