Часть пятая. ЭМАНСИПАЦИЯ (1)

Дизраэли первым осознал, что жизненная философия Ротшильда, который искренне радовался своим еврейским качествам, включая искусство делать деньги (и столь же радостно их тратить), достойна того, чтобы говорить о ней. В самом начале своей карьеры он пользовался гостеприимством в Ганнерсбери и как-то писал своей сестре Ханне (1843): «Наш старый друг – Элли заждалась меня и притащила такую здоровенную черепаху, какой мне бы ни за что не достать». Дизраэли считал, что Ротшильды представляют огромную ценность для еврейской нации, которую нужно использовать как только возможно. В 1844 году он опубликовал свой роман «Конингсби»; кстати, в том же году у Маркса, как мы увидим, сформировалось абсолютно неконструктивное отношение к «еврейскому вопросу». В этой книге в роли всевидящего ментора выступает еврейский супермен Сидония, которого Дизраэли откровенно списывал с Лионеля Ротшильда. Портрет весьма льстил оригиналу. Но, надо сказать, Дизраэли всегда стремился преувеличить мудрость и прозорливость Ротшильдов, равно как и окружать их деятельность покровом загадочности и драматизма. Именно он постарался сделать сенсацию из приобретения акций Суэцкого канала, принадлежавших хедиву, в 1876 году. И именно он несет ответственность за значительную часть абсурдной (но, по мнению Дизраэли, ценной и продуктивной) мифологии, окружавшей семью Ротшильдов.

Разумеется, Дизраэли легко бы признал, что изображение успеха Ротшильдов в виде волшебной сказки могло иметь успех лишь в такой стране, как Англия, с ее благоприятным политическим и социальным климатом. Начиная с 1826 года, когда были сняты все ограничения, евреи могли свободно въезжать в Британию откуда угодно. Натурализовавшись в стране, они оказывались в положении, которое лорд-канцлер Бругэм (Brougham) характеризовал следующим образом (1833): «Подданные Его Величества, исповедующие иудейскую религию, пользуются теми же правами, неприкосновенностью и привилегиями, что и другие подданные Его Величества, если только закон специально не оговаривает ущемления этих прав, неприкосновенности и привилегий». И подобные ограничения действительно существовали, причем евреи, как правило, узнавали о них на собственном опыте. Однако в случае, если появлялись подобные проблемы и вокруг них возникало волнение, то обычно парламент или иной орган высказывался в пользу равноправия евреев. В том же 1833 году евреи были допущены к юридической практике. Через 13 лет в их пользу был разрешен наконец вопрос о владении землей на правах фригольдера.

Более того, уже давно Британия была готова не только приветствовать и принимать евреев, но и оказывать им содействие за рубежом. Впервые это случилось в 1745 году, когда Мария-Терезия изгнала евреев из Праги; тогда ее союзник, Георг II, выразил по дипломатическим каналам свой протест. В 1814 году лорд Каслри, министр иностранных дел, дал своему посланнику, графу Клэнкарти, инструкцию «способствовать тому, чтобы в Германии повсеместно утвердилась система терпимости по отношению к лицам еврейского происхождения». Нет сомнения, что, заботясь особо о франкфуртской общине, он имел в виду судьбу Ротшильдов. Британия также помогала евреям на конгрессе в Э-Ла-Шанель.

Лорд Пальмерстон очень активно выступал на стороне евреев как из общеполитических соображений, так и в силу того, что его отчим, лорд Шафтсбери, твердо верил, что возвращение евреев в Иерусалим ускорит Второе Пришествие. Между 1827 и 1839 годами в основном благодаря усилиям англичан население Иерусалима выросло с 550 до 5500 человек, а во всей Палестине оно достигло 10 000 человек, ознаменовав начало реального возвращения евреев на Землю Обетованную. В 1838 году Пальмерстон впервые назначил западного вице-консула в Иерусалиме, У. Т. Янга, и поручил ему «обеспечить покровительство евреям». Двумя годами позднее он писал лорду Понсонби, британскому послу в Константинополе, давая ему указание оказывать давление на турок, чтобы они позволяли евреям из Европы возвращаться в Палестину. При этом следовало подчеркивать, что трудолюбивые переселенцы-евреи, при финансовой поддержке Ротшильдов, «будут постепенно увеличивать ресурсы Турецкой Империи и способствовать там прогрессу цивилизации». «Пальмерстон, – отмечал Шафтсбери, – был избран Богом в качестве носителя добра Его древнейшему народу»; письмо, адресованное Понсонби, явилось «прелюдией к действиям, противоположным декрету Кира».

Пальмерстон был также и орудием помощи состоятельным западным евреям, желающим прийти на помощь своим единоверцам. В феврале 1840 года убийство в Дамаске монаха-капуцина и его слуги внезапно и опасно оживило средневековые кровавые обвинения. Местные капуцины немедленно объявили, что эти двое были убиты евреями, которым требовалась кровь для подготовки к Пасхе. И турецкий губернатор и французский консул, на которого была официально возложена задача защиты христианской общины, поверили обвинению и организовали на его основе жесткое расследование. Еврей-парикмахер, Соломон Негрин, признался под пыткой и показал на других евреев. Двое из них умерли под пытками, третий обратился в ислам, чтобы избежать пыток, а другие дали показания, которые привели к новым арестам евреев. Кульминацией зверств явился захват 63 еврейских детей, которых собирались держать заложниками, пока их матери не покажут, где спрятана кровь.
[1] [2] [3] [4]