Глава шестая. ПОЗДНИЕ ПЕСНИ

[1] [2] [3] [4]

– В окне Пироговка, – продолжил Окуджава.

– Хоть старость – говно. – усмехнулся Самойлов.

– Но это неловко, – закончил Окуджава, всегда стыдившийся недомоганий и жалоб. Спустя несколько месяцев он превратил это шутливое четверостишие в одно из лучших поздних стихотворений:

В больничное гляну окно, а там за окном – Пироговка

и жизнь, и судьба, и надежда, и горечь, и слава, и дым.

Мне старость уже не страшна, но все-таки как-то неловко

мешать вашей праздничной рыси неловким галопом своим.

Может быть, это чувство своей неуместности и заставляло его всё чаще выступать за границей. Дело было не в желании наверстать долгое пребывание за железным занавесом – в конце концов, Окуджава и в семидесятые немало ездил, преимущественно на капиталистический Запад; заграница отвлекала от мыслей о том, что происходит здесь, и помогала развеяться.
[1] [2] [3] [4]

Добавить комментарий

Обязательные поля обозначены *.