ДНЕВНИК СОБЫТИЙ 1939–1940 г (1)

— Так выходит или нет?!

— Видишь ли, по расчетам туго, так я решил сам слетать, проверить в воздухе.

— А сейчас что делаешь?

— Лежу. Уже несколько дней — ангина. Скажи людям — не поверят. Ну, играю еще в шахматы.

Заехал к Байдукову. Было сие числа примерно 12-го. Он прочел мне статью к 5-ти летию звания Героя. Слабенькая. Я ему это сказал. Не понравилось.

Первым делом спросил: привез ли я ему давно обещанную книгу «На вершине мира» («иначе статьи не дам»). Привез. Надписал.

— То-то! — с прятал книгу в шкаф.

Кабинет у него большой, просторный. Стоит маленький письменный стол, заваленный книгами. рядом — этажерка, два желтых кожаных кресла, довольно неудобный кожаный диван. В углу — шкаф. на стенах карты — мира, СССР, английская карта Австралии. На окне — глобус, по нему перетянута веревка, опоясывающая земной шар от Москвы до Австралии.

— Хитро придумано. — сказал я.

— Надо снять бечевку, — недовольно сказал Егор, — разговоров больше, чем дела.

Заговорили о Дагестане. Я собирался туда в командировку. Он — депутат.

— Какие темы там напрашиваются?

Егор достал карту Дагестана, начал объяснять:

— Промышленность у них маленькая, Немного добывают нефти, побольше рыбы и черной икры. Это — родина икры. Отсюда она расходится по всему миру. Очень интересно сельское хозяйство. Они сейчас проходят тот этап, который в остальных республиках у нас давно пройден. Там основная задача организационное укрепление колхозов. Сбрасывают скот, а большую часть времени работают в приусадебном хозяйстве. Наблюдается и колхозное батрачество. Очень любопытная форма. Есть очень зажиточные люди. Вот он вносит, скажем, 40 баранов в колхоз, а 40 оставляет себе. И ухаживает за ними, ведет свое хозяйство. Помогает ему другой колхозник, который внес в колхоз только 5 баранов. Да там вообще очень сложные взаимоотношения. Сильна родовая порука, родовая месть. Ты в горах будешь?

— Обязательно!

— Ну куда только не доберешься. А посмотри. Поинтересуйся пастушьей жизнью. пастухи там самый богатый и уважаемый народ. Это не наши голыши. Погляди ГЭС. Ее строили вредительски, да и сейчас там что-то неладно. Если будешь в Ботлихе — поинтересуйся бурочной артелью. Они там построили баню это величайшее дело для Дагестана. Когда я был — из бани устроили склад. Я настоял, чтобы ее использовали по назначению. Обещали. Интересно — пустили ли?

— А ты сколько раз там был?

— Два. Один раз летал. Забавно получилось. Договорился с Михаилом Моисеевичем Кагановичем, что хочу полететь к избирателем. «Ну что ж, лети. — Аэродром там есть? — Найдем. — Ну тогда ладно.»

Я потихоньку и готовлюсь. Механик незаметно снаряжает машину. Я вот как-то утречком вылетели. А у нас спохватились: и в Наркомат. М.М.Коганович говорит, что разрешил мне, а потом засомневался и позвонил в Совнарком. Там ему говорят «Задержать». Они телеграмму в Ростов. А я там задержался всего на несколько минут. Начальник порта не успел мне передать. Телеграмму в Махачкалу, а я уже снова в воздухе. Прилетел на место, хожу над площадкой в горах, смотрю: прямо хоть возвращайся. Ну нельзя сесть: площадка маленькая, крохотная, а одного края обрыв здоровенный, с другой — скалы. Машина тяжелая — «СБ», да еще горная высота — значит пробег будет в два раза больше. Но делать нечего. Не сесть — прощай доверие, уважать перестанут. Подошел я к самому краю площадки, сел, натянул тормоза, как вожжи. На мое счастье, площадка шла вверх, в гору. Это и помогло. Второй раз так не сяду это можно только раз в жизни. Встретили меня как бога. Шашку подарил какой-то старик, с себя снял, вот кинжал — погляди какая сталь.

Прилетел обратно в Москву. Встретился как-то с Молотовым. Он меня ругает: Мы вас, говорит, за хвост ловили, да не успели.

Затем Егор достал свои книги, начал мне показывать, надписывать:

— Вот тебе «Встречи со Сталиным» для ребят; вот «О Чкалове» — тут много нового: первые главы заново написал, «В Париж» — то же, последнюю — тоже, из полетов опубликованных выбрал то, что относится к Валерию.

— Что ж ты не написал о причинах гибели?

— Чудак, ведь следствие еще не закончено.

— Но картина-то ясная!

— Конечно. Всякий грамотный человек поймет, что сдал мотор. Валерий мог сесть на дома. Это самортизировало бы удар. Но могли пострадать люди. И он сознательно пошел в сторону, отвел машину.

— И валил на крыло, чтобы все-таки спастись.

— Ну да, одно другому не противоречит. Не будь кучи металла — может быть, остался бы жив.

Мы помолчали. На стене висят фотографии Чкалова, встречи на Щелковском аэродроме, экипажа Леваневского с участием Егора (1935 г).

— Ну а как с вашими планами?

— Да неясно все. Сидим, конструируем, занимаемся всем, чем попало. Работы по горло, отвечаем за все я и Громов. Боюсь, что в этом году не успеем. Неясно и что даст машина. Может — полный разворот, может мало тогда махнем в Австралию.

Подошли к карте.

— Вот видишь — вся середина тут совершенно дикое место. И тут не летают. Идут по северу страны. Вот тут где-то городишко есть — это обычная летная база.

Отлично ориентируясь в чужой громадной карте, он нашел это местечко.

— Знаешь, до чего много работы — даже на заводе месяца два не был. А сценарий кончаю. Помнишь «Разгром фашисткой эскадры»? Ничего получается. Только просили они вставить туда девушку и любовь — я наотрез отказался. Ну их!

— На охоту ездил?

— Ходил. Пусто. Подбил сокола. Пойдем, посмотришь.

В ванной сидел сокол. Смотрел настороженно. Байдук подбросил ему мясо. Скосил глаза, но есть не стал.

— Ничего, уйдем — съест. Привык. Его счастье, что я его подбил, иначе сдох бы с голоду. В лесу пусто. С воздуха весны не видно, зима.

17 апреля был у Белякова. Беседовал об индивидуальной гимнастике. Рассказывал об упражнениях (см. беседу), он мне тут же демонстрировал их, получалось складно, хорошо.

Столе его, шкаф — заставлены приборами, хронометрами, компасами. За занавеской на окне — ключ передатчика, наушники, видимо — тренируется.

— А.В., напиши нам статью о Кокки.

— Что ж, хорошо. Этот полет вполне реальный. Ты знаешь, чем больше к нему приглядываешься — тем отчетливее становятся этапы маршрута. Вот этот кусок, этот. И постепенно ярко и совершенно ясным становится весь путь. Очень удачный вариант.

— Жалуется он, что не хватит бензина.

— Хватит.

— Ну а у вас как?

— Глянем. Тяжело идет.

— Ты Гордиенко знаешь, хорош с деловой стороны?

— Безусловно. В 1935 он со мной летал за границу. Знающий штурман.

— Он, кажется, летал на поиски Леваневского с отрядом Чухновского?

— Да.

— И определялся на Рудольфе?

Беляков засмеялся. Тогда отряд просидел две недели на Рудольфе, не зная об этом, давая каждый день сведения о новом месте. Их нашли прожектором с купола. Сраму было!!

— Да, он.

— Когда Кокки пойдет?

— Думаю, что не раньше 28-го. Вчера я был в Ленинграде, отправлял корабль к берегам Исландии, будет там дежурить на всякий случай.

От него я зашел к Байдуков. Егор спал на диване в кабинете, положив под голову летное меховое пальто.

— Здравствуй, садись, дай закурить.

Мы сидели в сумерках и курили. Он просил света не зажигать. Вбежала его девчурка, начала тормошить, он ее ласково потрепал.

— Ну что слышно?

— Да газетчики говорят, что вы собираетесь в Австралию.

— Пусть заблуждаются. Это хорошо.

— Статью о Володьке напишешь?

— Ладно. Только давай тему менее конкретную, а более публицистическую.

— Хорошо. А погода?

— Да вызывали меня и Громова сегодня к Кагановичу. Консультировались. Обещают погоду между 28 им 5 мая. Выскочит. Он завтра в десятичасовой полет идет.

— Как ты смотришь, его трасса годится для регулярной связи?

— Маршрут удобен, но очень северный. Я думаю, что трасса пройдет южнее, хотя там будет и подальше.

— Полет реальный?

Вполне. Он удачно распределил сушу. Над водой лететь не много. Плохо будет только если сдаст мотор и придется на одном моторе идти в облаках, на двух-то он всегда вытянет, а на одном вслепую тянуть труднее. Ну да ведь это грек!

От него я позвонил Коккинаки.

— Володя, мне нужно тебя видеть.

— Понимаю, сегодня не выйдет.

— Что, рано спать ложишься?

— Совершенно точно. Давай послезавтра вечером.

— Хорошо, Ни пуха, ни пера тебе завтра.

Засмеялся.

— Ну ладно, ты уже все знаешь. Спасибо.

Вчера вечером позвонил ему. Летал. Ушел в гости. Он верен себе!

19 апреля

Днем был у Молокова, на работе в ГУГВФ. Встретил меня радостно.

— Как был летчиком — так друзей было сколько угодно, а стал начальником — забыли.

Поговорили с тоской о прошлых днях. Он начал жаловаться на свою канцелярию.

— И кто только бумагу выдумал. Читаю, читаю, с утра до вечера и не успеваю все прочесть. А совконтроль говорит, что не все читаю, обижается. Не знаю, что и делать.

— А пусть обижаются. Работа только тогда действительно хорошая, если обижаются.
[1] [2] [3] [4]