1938 год (2)

Сталин рассмеялся и они выпили.

Молоков мне рассказал, что и он выступил, жаловался («вижу все о своих делах говорят»), что летает на машинах 17 (18) типов.

Сталин обещал оставить три типа.

Вечером мне сообщили, что Папанина в тяжелом сердечном припадке увезли в Кремлевку. Он позвонил, хотел меня видеть. Я приехал. Очень обрадовался. Расспрашивал, что было на сессии (как раз открылась), очень жалел, что не был на открытии, спрашивал в дальневосточных делах.

Речь зашла о минеевской экспедиции.

— Я думаю сам пойти, — сказал И.Д. - а то что-то засиделся.

— Меня возьмешь?

— Почему бы нет, ты человек проверенный, работать любишь, не то, что Эзра.

Рассказал он мне о конфузе экспедиции за мамонтом на о. Врангеля. Раззвонили на весь мир, организовали экспедицию в 1 млн. руб., а оказалось, когда разбросали гальку, что это туша кита. Комуфлет!

Кокки говорил там о своем западном перелете — через океан (на даче).

14 августа

Уже несколько дней не вылезаю от Коккинаки. Готовим статью «Сталин и авиация» (см. стенограмму). Ничего получается, крепко.

Ильюшин мне сказал, что они готовятся к полету, вроде прошлогоднего. Я спросил Владимира. Он помялся (даже мне о заповедных планах он умалчивает, но, видя, что деваться некуда, выкладывает все).

— История такая. Когда мы были 18 июля на даче у Молотова, я спросил Сталина: «А можно теперь слетать на Запад?» Он ответил: «Зачем? Нет смысла. Ваш перелет показал возможности машины. Все равно, что на Запад, что на восток. Каждый человек поймет, что это расстояние машина может покрыть в любую сторону». — «Да ведь хочется!» Сталин засмеялся. «Да и скорость мала 300 км. в час. Этим сейчас никого не удивишь»…

— А если… — тут я замялся и отошел. Ходил с час, прикидывал. Потом через час подошел и спрашиваю:

— А если 350?

Сталин нисколько не удивился вопросу и ответил так, как если бы разговор продолжался.

— Это уже вещь.

— Хорошо. Я вас сейчас ничего не обещаю, ничего не прошу. Сделаю прикидку, проверю. Если выйдет — можно придти?

— Можно.

Вот и готовлюсь Хочу пройти на 5000 с двумя тоннами. Трудное дело: выкидываю баки, чтобы разместить мешки, бензину беру в обрез, а расход по сравнению с прошлым годом повышается. Ух… Вот только не знаю, кого штурманом взять — Сашка в отъезде…

Пообсуждали. Остановились на Данилине. Поговорили вообще о штурманском деле. Я высказал мнение, что штурману нужно кроме знаний — чувство места (вроде чувства земли у летчиков). Володя согласился и рассказал о чувстве (чутье) любопытную историю:

— Вот сегодня (14 августа) я испытывал новые моторы. Нужно было снять характеристику скорости на разных высотах. Снял на двух и, оборвав испытания, вернулся на землю. Вылез и говорю: «Разберите правый мотор, по-моему, у правого верхнего цилиндра (а их 14) поршень начал гореть».

Приехали моторщики. Выслушали меня.

— Приборы показывали нормально?

— Да.

— Масло?

— В норме.

— Шум, перебои?

— Нет.

— Что же?

— Чутьем чую и могу твердо сказать, что в следующем полете мотор рассыплется в воздухе.

Не верят Вот завтра снимут мотор — позвони. Уверен, что не ошибся, хотя никаких сигналов нет, вот только стрелка оборотов чуть качалась.

Он рассмеялся:

— Вот в прошлом году у меня забавно получилось. Хотел я прикинуть скорость на 2000. Вдруг мотор начал сыпаться. Цилиндр за цилиндром — чик, чик. Вскоре один совсем кончился. Я был километрах в 150 от Москвы. Домой. Тяну на одном, он тоже сыпется, но знаю, что дойду. Долетел. Посмотрели — 8 цилиндров осталось.

— Вообще, в воздухе случается все. Нужно быть всегда готовым, а для этого знать, что машина может выложить Иначе — хуже. Я не говорю паника это для валетов, но можно принять не самое хорошее решение. Вот когда летели в прошлом году на 5000 — ведь по сути дела надо было прекращать полет. У меня начали вылетать один патрубок за другим, огонь хлещет, магнето барахлит. А я знал машину и поэтому летел.

Рассказал интересные вещи о посещении Сталина перед полетом на Восток.

Сталин спросил:

— Вы отдыхали в этом году?

А у меня петрушки было по горло. Машину задержали, бензин подсовывали не тот, я говорю — не возьму. Они мне — вы испытайте. Я: не буду, хотите испытать — наймите самолет, летчика. Начали испытывать — моторы полетели. Они в кусты — никого нет. Присылают спецрезину — рулю — лопается. Поставил второй сорт — держит. Почему? Моторы — не те. Все сам, сам, сам.

Я и говорю Сталину — некогда было, сам готовил машину, сам проверял все, ибо у меня такая привычка. Он одобрительно заметил:

— Правильно. Пока сами все не проверите, пока не будете убеждены, что все до последнего винтика действует безотказно — не летайте.

И добавил:

— Мы потому так и доверяем Вам, что знаем, что вы все сами проверите и предусмотрите.

Каждый раз Владимир рассказывает мне новые подробности о восточном перелете. Он взял с собой таблетки колы. Никогда раньше не ел и решил не пробовать до полета, чтобы усилить действие самогипнозом. «Десять часов я в любых условиях летаю без всяких признаков усталости, абсолютно свободно». Поэтому через 10 часов съел одну, еще через час — другую, затем, примерно через 1,5 часа (некогда было) — третью и т. д. Ждал действия — незаметно, но и усталости все же не чувствовалось. Втыкал и втыкал. Только пить очень хотелось — сказывалась высота, сохло горло. Все время требовал от Сашки термос с кофе. Один раз ошибся — чай с коньяком. К черту!

Прилетели не место. Я вышел из самолета. Люди гурьбой, пыль. Закурили. Я говорю: «Уйдите, дайте поглотать кусок воздуха». Ушли. Лег под плоскость, дышу. А усталости все еще нет. Пошли в штаб. Еда. Ничего не хочу — пить. Выпил жидкости стаканов 20. И спать. Уснул мгновенно. Через 7 часов проснулся. Ночь. Пить! Стаканов 12. И опять спать — часов восемь. Проснулся — огурчик!

А Сашка немного слабоват. Ведет и чувствует место отлично. Я убедился в этом в прошлом году и доверял. Но все же положил перед собой простенькую карту из ученической тетрадки и контролировал. На себя надеюсь: никогда не плутал. А часов через 20 полета спрашиваю: «Где мы?» Говорит: «У озер». Я думаю — ошибся.

Затем принес показал его книжку, изданную Детиздатом, восхищался рисунками Дейнеки. И впрямь хороши! Показал книги, купленные на сессии. Восхищался «Стоит ли им жить» Крюи.

— Тяжелая книга, страшная. Но очень много добросовестного материала. Прочти обязательно!

Речь зашла о многомоторных самолетах.

— Я считаю, что у них — будущее. Но на высоте. Иначе — мишень. Вооружение может взять такое, что ни один истребитель не сунется. Грузоподъемность — великая, скорость — отличная. Ты смотри — американцы сейчас только и строят 4-х моторные «Боинги». Был у нас недавно Линдберг на заводе. Мы с ним много спорили. Он категорически настаивает, что будущий военный самолет — это 4-х моторный, с отличным вооружением.

— Напиши нам статью о девушках!

— О чем писать? Я лучше дам статью «Экипаж дальнего полета». На эту тему никто не писал. А тема — нужная.

— Почему у тебя телефона нет?

— Чтобы не мешали работать.

Чкалов рассказывает, что 18 августа в День авиации Сталин был такой веселый, как никогда.

Линдберг в сопровождении Коккинаки, Слепнева и Мазурука все осматривает столицу. 22 августа ему устроил у себя прием Водопьянов. Были Линдберг с женой, три описанных героя, Фатмонвилл. Сидели несколько часов.

Линдберг не верил, что на полюсе можно садиться (и вообще в Арктике). Водопьянов рассказал о 11 наших посадках.

Затем Линдберг спросил: «Есть ли у Водопьянова дети?»

Михаил ответил: «Пять! Старший — 20 лет — на Чукотке. И не боюсь, что украдут. У нас страна не такая».

— Это счастье, — сказал Линдберг. — Это дороже всего, что может быть у человека.

Говорили о полетах, настоящих и будущих, о Москве. Линдберг был здесь несколько лет назад и находит ее неузнаваемой.

— Я вижу новые улицы, дома, много красивых замечательных советских автомобилей, — сказал он.

Благодарил за дружеский прием.

19 августа

Чкалов рассказывает, что 18 августа, когда стояли на трибуне, он предложил Сталину представить Линдберга. Он, мол, тут.

— Не нужно, — ответил Сталин.

— Но ведь мировой известности человек.

— Не надо, ни к чему, — повторил Сталин.

Как он все провидел!

20 сентября

Почти две недели печатали «Краткий курс истории ВКП(б)». Сидели до 5–7 утра. Особенно много занимала сверка, считка. Пару раз и я считывал полосы. Листы набора напечатаны на машинке и правлены Сталиным. Правка — черным карандашом. Правка всякая: принципиальная, стилистическая. Образцы на читанных много полосах я восстановил (см. архив). Сталин часто ночью звонил, спрашивал, как идет газета, все ли набрано.

Сегодня утром или вчера вечером он, видимо, снова звонил, ибо редактора дали нам знать, что краткий курс — это не учебник, а УЧЕНИЕ и рассчитан главным образом на интеллигенцию. «Я бы хотел видеть в „Правде“ больше материала о жизни служащих», — сказал Сталин редакторам. Причем, он три раза повторил слово «служащих». Будем разрабатывать планы и темы. Дело новое.

Был у Молокова, обедал. Василий Сергеевич рассказывал о делах, сокрушался о том, что не летает. Вспоминал полет с м. Желания на Амдерму.

— Чувствую, что меня хватит ну еще на час. А когда сели — выскакивает Ивашина, жмет руку: «Ну спасибо, В.С., я второй раз сегодня родился».[54]

«Ермак» вытащил изо льдов все зазимовавшие в прошлом году суда, в том числе и караван «Садко» («Садко», «Малыгин», «Седов»), сидевший за 820. На обратном пути «Седов» пришлось одного оставить во льдах, т. к. у него сломано рулевое управление.

Несколько дней назад Шмидта и Папанина вызвали в Кремль, к Сталину, Молотову и Ворошилову. и спросили — можно ли вытащить «Седова» без особого риска для спасающих? И решили послать «Сталина» и «Ермака», но с обязательным условием: не зарываться!

Начальник эксплуатационного управления Аэрофлота Захаров рассказал: 24 и 26 июня в день выборов Верховных Советов Союзных республик они, по примеру предыдущих выборов в Грузии (там было 12 июня) собрались послать во все Союзные республики самолеты с комплектом центральных газет, посвященных выборам. Разослали людей, подготовили трассы. Заместитель Молокова случайно проговорился об этом Молотову. Вячеслав Михайлович сказал:

— Не советую. Поберегите народные деньги.

Несколько дней назад был у Прокофьева. Бодр, вновь женат. Расцеловались. Чувствует себя хорошо, лишь изредка побаливает разбитая нога.
[1] [2] [3] [4]