Действие второе (1)
[1] [2] [3] [4]Г а л я (не верит ни единому слову) . Я уже все поняла. Вы даже знаете его московский адрес…
Л у к а ш и н своим ключом открывает входную дверь, и оба, и И п п о л и т и Л у к а ш и н, замирают на пороге, услышав телефонный разговор.
Н а д я (торопливо) . Галя… Галя… Только не вешайте трубку. Вы ничего не поняли… Ваш Женя очень славный… добрый… Вы не сердитесь на него. Он ни в чем не виноват. И я вам немного завидую. Вы знаете, он мне очень понравился. Простите его…
Ипполит в бешенстве выскакивает на лестницу. Лукашин выходит за ним и извинительно разводит руками. Ипполит с ненавистью смотрит на Лукашина и быстро уходит. Лукашин, не желая подслушивать разговор, остается на лестничной площадке.
Г а л я (в трубку) . Почему вы его защищаете? Вы замужем?
Н а д я. Какое это имеет значение?
Г а л я (с чисто женской мудростью) . Значит, не замужем… И он улетел в Ленинград встречать с вами Новый год!
Н а д я (волнуясь) . Все было не так… (Говорит очень быстро.) Вчера Женя с друзьями пошел в баню и там…
Г а л я (перебивает) . Мне надоело слушать про баню! (Неожиданно.) Сколько вам лет?
Н а д я. Много…
Г а л я. Последний шанс?
Н а д я. Как не стыдно?
Г а л я. Это мне-то стыдно? Я у вас жениха не крала!
Н а д я. Галя, вы все неправильно понимаете…
Г а л я (выдает себя с головой) . Вы — хищница! Вам до зарезу надо выскочить замуж. Но ничего у вас не выйдет! В последний момент он все равно сбежит. Если мне не удалось его женить, то вам и подавно… (Вешает трубку.)
На сцене гаснет московская квартира.
Н а д я (в трубку) . Алло… Алло… (Кладет трубку на рычаг.)
Лукашин ключом отпирает дверь. Входит. Надя, услышав, что кто-то вошел, выходит в коридор.
Л у к а ш и н. Извините, я забыл портфель…
Н а д я. Вам звонила Галя.
Л у к а ш и н. Как она узнала номер? Ну да, я же ей сам сказал.
Н а д я. Я пыталась все объяснить, но она не поверила. Я ей сказала, что вы уехали на аэродром!
Л у к а ш и н. Большое спасибо. (Пауза.) Ну, я пошел.
Н а д я. Счастливого пути!
Л у к а ш и н. Большое спасибо.
Н а д я. Не за что…
Л у к а ш и н (медлит) . Ну, я пошел…
Н а д я. А как вы будете добираться до аэродрома? Автобусы еще не ходят…
Л у к а ш и н. Сам не знаю… Как-нибудь…
Н а д я. Ну, идите!
Л у к а ш и н. Я ухожу. Я вам только хотел сказать…
Н а д я. Что?
Л у к а ш и н. Можно, я вам как-нибудь позвоню?
Н а д я. Вы помните телефон?
Л у к а ш и н. Анна четыре, пять ноль, семь восемь…
Н а д я. Позвоните.
Л у к а ш и н. Большое спасибо.
Надя молчит.
Так я, значит, пошел…
Н а д я. С Новым годом!
Л у к а ш и н. Большое спасибо! (Спохватился.) Вас тоже! (Не знает, как потянуть еще, и двигается к выходу.)
Н а д я (видя, что он сейчас уйдет) . Что вы делаете?
Л у к а ш и н. Ухожу!
Н а д я (с отчаянной смелостью) . Но вы же… вы же ищете предлог, чтобы остаться!
Л у к а ш и н. Ищу, но не нашел!
Н а д я. А я… я не могу найти предлог, чтобы задержать вас…
Л у к а ш и н. Тогда я сниму пальто и задержусь!
Надя и Лукашин входят в комнату. Оба испытывают неловкость, не знают, что делать, о чем говорить, как держаться. Оба не смеют взглянуть друг на друга. Надя садится в одном углу комнаты, Лукашин присаживается на краешек стула в противоположном углу. Оба продолжают молчать. Пауза становится невыносимо долгой.
Л у к а ш и н. Спойте что-нибудь!
Н а д я. Потому что пауза слишком затянулась?
Л у к а ш и н. Может быть, поэтому.
Н а д я. Но вам же не нравится, как я пою. Самодеятельность.
Л у к а ш и н. Я врал… Я вообще врун. (Протягивает Наде гитару.)
Надя берет гитару, но петь явно не собирается.
(С отчаянной решимостью.) У вас очень хорошая фотография! (Показывает на портрет Нади, который стоит за стеклом в книжном шкафу, рядом с фотографией Ипполита.)
Н а д я. Обычно на фотографиях я получаюсь скверно, но эта мне тоже нравится, хотя ей уже десять лет…
Л у к а ш и н. Вы нисколько не изменились…
Н а д я. Опять врете?
Л у к а ш и н. Почти нет.
Этот разговор явно случайный. Оба говорят вовсе не о том, о чем им хотелось бы говорить.
Н а д я. А вы где работаете?
Л у к а ш и н. В поликлинике. Принимаю больных. Иногда по тридцать человек в день.
Н а д я. Надоедает?
Л у к а ш и н. Конечно. Но что же делать? Они ведь больные. Их надо лечить.
Пауза.
Н а д я (вдруг) . Ладно. Уж так и быть. Спою вам. Хотя вы этого и не заслуживаете. (Негромко поет.)
Л у к а ш и н (неожиданно) . Надя, у меня к вам просьба… Может быть, дерзкая…
Н а д я. Какая?
Л у к а ш и н. Вы не обидитесь?
Н а д я. Постараюсь…
Л у к а ш и н. И не прогоните?
Н а д я. Если я до сих пор этого не сделала…
Л у к а ш и н. Надя, можно я выну из шкафа фотографию Ипполита и порву ее?
Н а д я. Нет, нельзя…
Л у к а ш и н (подавленно) . Неужели вы огорчены, что Ипполит ушел?
Н а д я. Зачем вам это?
Л у к а ш и н (грустно) . Нужно.
Н а д я. Огорчена.
Л у к а ш и н. Вы в этом уверены?
Надя молчит.
Сколько вам, тридцать?
Н а д я. Тридцать два.
Л у к а ш и н. Уже тридцать два… (Задумчиво.) А семьи все нет. Ну, не складывалось. Бывает. Не повезло. И вдруг появляется Ипполит, положительный, серьезный… хороший… С ним спокойно, надежно… За ним как за каменной стеной. Он ведь, наверно, выгодный жених. Машина, квартира, подруги советуют — смотри не упусти…
Н а д я. А вы, оказывается, жестокий!
Л у к а ш и н. Хирург. Мне часто приходится делать людям больно, чтобы потом они чувствовали себя хорошо.
Н а д я. А вы жалеете своих больных?
Л у к а ш и н. Очень.
Н а д я. Я себя тоже часто жалею. Вот приду домой вечером, сяду в кресло, закурю и начинаю себя жалеть. И так я себя жалею…
Л у к а ш и н. И вы ни разу не были замужем?
Н а д я. Была. Наполовину.
Л у к а ш и н. То есть как? На какую половину?
Н а д я. А так… Встречались два раза в неделю… в течение десяти лет. С той поры я не люблю суббот и воскресений. И праздников тоже. На праздники я всегда оставалась одна.
Л у к а ш и н. Он был женат?
Н а д я. Он и сейчас женат.
Л у к а ш и н (с видимым усилием) . И вы его до сих пор любите?
Н а д я (твердо) . Нет. (Уловила пристальный взгляд Лукашина, улыбнулась.) Давайте пить кофе.
Л у к а ш и н (пришел в хорошее расположение духа) . А я у женщин никогда не пользовался успехом, еще со школьной скамьи. Была у нас в классе девочка — Ира, ничего особенного… но что-то в ней было… Я в нее еще в восьмом классе… как тогда говорили… втюрился. А она не обращала на меня ну никакого внимания. Потом, уже после школы, она вышла за Павла…
Н а д я. С которым вы пошли в баню и вместо которого улетели в Ленинград?
Л у к а ш и н. За него, родимого… Меня, конечно, пригласили на свадьбу. Я встал за столом и сказал тост: «Я желаю тебе, Ира, поскорее уйти от Павла ко мне. Я тебя буду ждать!» Со свадьбы меня, конечно, вытурили. Был большой скандал!
Н а д я. А теперь вы с Павлом близкие друзья?
Л у к а ш и н. Почему теперь? Всю жизнь. Он же не виноват, что она его выбрала. Именно к ней он должен был прилететь в Ленинград встречать Новый год. Она здесь в командировке.
Н а д я. Бедная Ира! Значит, она тоже пострадала!
Л у к а ш и н (обиделся) . Почему тоже? (С вызовом.) Я себя, например, не чувствую пострадавшим! (Улыбнулся.) И с удовольствием пойду варить кофе…
Н а д я. Почему вы?
Л у к а ш и н. Вы его испортите… Вы совершенно не умеете готовить! Ваша заливная рыба — это не рыба, стрихнин какой-то…
Н а д я. Но вы же меня хвалили!
Л у к а ш и н. Я подхалимничал… (Пристально смотрит на нее.) Надя…
Н а д я. Что?
Л у к а ш и н. Надя! Вы знаете, я себя совсем не узнаю!
Н а д я (недоуменно) . В каком смысле?
Л у к а ш и н. Понимаете, дома меня всю жизнь считали стеснительным. Мама всегда говорила, что на мне ездят все, кому не лень, а приятели прозвали «тюфяком».
Н а д я (сухо) . По-моему, они вам льстили.
Л у к а ш и н. Я сам был о себе такого мнения.
Н а д я (насмешливо) . Вы явно скромничали.
Л у к а ш и н. А теперь я чувствую себя другим, более…
Н а д я. Наглым!
Л у к а ш и н (огорченно) . Зачем же так? Нет, смелым! Более…
Н а д я. Бесцеремонным!
Добавить комментарий
- Обязательные поля обозначены *.