АПРЕЛЬ-96
[1] [2] [3]Свое отношение к Торе я могу выразить словами уважаемого мною ученого и популяризатора науки Рафаила Нудельмана:
«Я убежден, что Тора (как и весь ТАНАХ) — это великая книга, чтение и изучение которой порождает восхищение глубиной человеческой мудрости и будет оплодотворять еще многие поколения исследователей. Я убежден также, что эта книга (Тора) не была продиктована Моисею Богом на горе Синай и не была дана евреям готовой, а сложилась как итог многовековых размышлений моих далеких предков, обобщив их исторический опыт и вдумчивые наблюдения над природой людей и их социальных отношений. Я убежден, наконец, что главное в ТАНАХЕ (и это делает его настольной книгой западного человечества) — не его буква, а тот революционный новый уровень понимания мира, который в нем заявлен, и те новые нормы этических и социальных отношений, которые в нем провозглашены. Но я не верю ни в его Боговдохновенность, ни в то, что в нем «содержится все», ни в то, что из него можно — а тем более дозволительно — выводить конкретные научные теории, объявляя при этом «несостоятельными» все те, которые с ним принципиально несовместимы… Последнее кажется мне вульгаризацией и профанацией великого текста (пусть и «с благородными целями»), кто бы этим ни занимался — еврейские мыслители прошлого или сегодняшние верующие люди науки».
Будучи в Израиле, я старался по мере возможности ликвидировать свои пробелы в еврейской истории, философии, религии. В частности, читал (и даже с ручкой в руках) в неделю одну главу Торы. Сделал четыре с лишним годовых цикла. Полезнейшее дело. Ведь там корни, веками питавшие европейскую культуру. В любом европейском музее нельзя понять добрую половину картин, не зная Ветхого Завета.
Рассказывают такую историю. Давным-давно это было. Во времена царя Ирода, наверное. К знаменитому мудрецу Гиллелю пришел человек и спросил: ты можешь мне объяснить главное в Торе за то время, пока я стою на одной ноге? Да, ответил Гиллель: что тебе не приятно, не делай другому. Потом мы встретим это у Матфея и у Луки. А в наше сознание эта великая мысль войдет как категорический императив Канта.
[1] [2] [3]