Воспоминания о Бабеле (6)
[1] [2] [3] [4]С Винкфильдом-младшим стали раскланиваться, разговаривать и встречаться. На него посыпались лестные предложения. Но прежде, чем принять одно из них, он на все накопленные деньги заказал в "Вальдорф-Астории", самой большой гостинице в мире, роскошный банкет, с русской икрой и французским шампанским. Он пригласил владельцев конюшен, тренеров и жокеев. И они пришли, набился полный зал, потому что удача - это удача, а шампанское - это шампанское.
- Ну что, сукины дети, можно зарыть чужой талант в землю?
- Смотрите, - сказал вдруг Исаак Эммануилович, - а проститутки все стоят. Ни одна не нашла клиента.
Ф. Левин
ПЕРВОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ
Говорят, что первое впечатление самое верное. Так бывает не всегда. Но бывает. По крайней мере, у меня.
Есть в Москве широкий и короткий Копьевский переулок. На одном конце его здание, в котором ныне Театр оперетты. Другим концом переулок выходит к Большому театру. Здесь в угловом доме на первом этаже в начале тридцатых годов занимало две или три комнаты издательство "Федерация". Проходя теперь мимо, я вижу мутные окна, заколоченную дверь и вспоминаю, с какой робостью и с каким уважением входил я некогда сюда. Здесь перебывали многие и многие ныне живущие и уже умершие знаменитые писатели. Сюда я приходил в 1932 году: мне поручали рецензировать рукописи.
Однажды летом я сидел здесь у окна, перелистывая какую-то рукопись. За столом просматривал деловые бумаги прелестный и обаятельный человек, журналист и писатель Александр Никанорович Зуев. Мы молчали. Было тихо. Но вот хлопнула дверь, вошел неизвестный мне человек. Зуев поднялся ему навстречу со своей неизменной приветливой улыбкой, пожалуй более обычного радушной. Я мельком взглянул на незнакомца, крепко пожимавшего руку Александра Никаноровича. Коренастая, широкая и плотная фигура, крупный нос, толстые, негритянские губы в веселой и лукавой улыбке, сверкающие стекла очков, за которыми лучились умные, быстрые глаза, - вот все, что я успел заметить.
Зуев, как всегда, говорил неторопливо, тихим, мягким, немного глуховатым голосом, гость улыбался, посмеивался, похохатывал. Последовали взаимные вопросы о здоровье.
- Что давно вас не видно? Где проводите лето? - спросил Зуев.
- В Молоденове, - отвечал гость.
- Что там делаете?
- Работаю.
- А живете где?
- У старушки одной. Древняя уже старушенция. С ней у меня забавный случай произошел.
И гость стал рассказывать, улыбаясь, посмеиваясь, хитро и лукаво взглядывая то на Зуева, то на меня:
- Собрался я как-то в Москву. Старуха говорит: "Исак, купи мне на саван".
"На саван?"
"На саван, батюшка. Было у меня тут приготовлено, да невестка на рубахи пустила. Помру, дак и завернуть не во что".
"Да что ты, бабушка! - говорю. - Ты здорова, помирать не торопись. Зачем тебе саван?"
"Человек своего часу не знает, саван надобно загодя припасти".
"Чего ж тебе купить?" - спрашиваю.
"Да ты что, Исак, не знаешь, из чего саван шьют? Белого материалу купи али сурового".
Я пообещал и поехал.
Закончил свои дела, пошел по магазинам, посмотрел. Все что-то не то. Бязь какая-то. В общем, купил несколько метров шелкового полотна. Приехал, отдаю, смотрю, что будет. Старуха древняя, подслеповатая. Долго она разглядывала, щупала, качала головой.
"Сколько же оно стоит? Дорогое, поди?"
Я смеюсь:
"Сколько бы ни стоило, денег с тебя не возьму".
"Как не возьмешь?"
"Так, не возьму. Это ж на такое дело, что брать нельзя".
Она долго жевала губами, опять щупала и мяла ткань, потом спросила:
"Это что ж за материя такая?"
"Полотно", - отвечаю.
"Не видала допрежь такого. Хорошее полотно. В жисть такого не нашивала, хоть после смерти в ём полежу".
И спрятала полотно в сундук.
...Гость посмеивался, но чувствовалось, что смехом он скрывал свою растроганность.