Глава 35

Глава 35

Было туманное холодное утро. В развалинах улиц туман стоял такой тяжелой пеленой, что Ширин не знал, какие солнца сейчас на небе. Онос определенно должен быть, – но его золотой свет не виден из-за тумана. Небольшой просвет на юго-западе обнаруживал присутствие одной из пар двойных солнц, но невозможно было понять, которых: Тано и Ситы или же Трея и Патру.

Ширин очень устал. И как нельзя более ясно понимал, что его затея добраться одному пешком от Саро до парка Амгандо была вздорной и фантастической.

Будь проклят Теремон! Вдвоем они еще имели бы какой-то шанс. Но журналист уперся на том, что сможет разыскать в лесу Сиферру. Это ли не фантазия? Это ли не вздор?

Ширин смотрел вперед, в туман. Ему необходимо было где-нибудь отдохнуть. Необходимо было поесть, переодеться или хотя бы помыться. Он еще никогда в жизни не был таким грязным. И таким голодным. И таким усталым. И таким павшим духом.

Весь долгий период, предшествовавший Тьме, с того момента, как он впервые услышал от Бинея и Атора о возможности ее прихода, Ширин бросался из одного конца психологического спектра в другой, от пессимизма к оптимизму, от отчаяния к надежде. Разум и опыт говорили ему одно, жизнерадостная натура – другое.

Может быть, Биней с Атором ошибаются, и астрономический катаклизм не состоится.

Определенно состоится.

Тьма, несмотря на тревожные ощущения, которые он сам пережил в Таинственном Туннеле два года назад, окажется не такой уж страшной, даже если и придет.

Нет, Тьма вызовет массовое безумие.

Это безумие будет временным – краткий период дезориентации, ничего более.

Большинство людей утратит разум навсегда.

Мир переживет короткую встряску и вновь вернется в нормальное русло.

Мир погибнет в хаосе, вызванном затмением.

Туда-сюда, туда-сюда, вверх-вниз, вверх-вниз.

Раздвоившийся Ширин без конца спорил сам с собой.

Теперь же он достиг дна и съежился на нем, неподвижный и глубоко несчастный. Его духовная упругость и оптимизм испарились под влиянием картин, на которые он насмотрелся за последние дни. Психическая травма оставила слишком глубокую рану, общество подверглось обширному разрушению. Любимый Ширином мир одолела и разбила вдребезги Тьма. К такому мнению он пришел, как эксперт, и не видел оснований в нем сомневаться.

Шел третий день с тех пор, как Ширин расстался в лесу с Теремоном и весело, как делал все, отправился в Амгандо. Теперь веселость надолго покинула его. Ему, правда, удалось выбраться из леса – не без опасных моментов, когда ему пришлось махать топором и принимать угрожающий вид, что было полнейшим блефом, но срабатывало – и весь последний день он тащился через некогда нарядные южные пригороды.

Все здесь выгорело дотла и обезлюдело. Многие дома еще дымились.

Шоссе, ведущее в южные провинции, насколько помнил Ширин, начиналось всего в нескольких милях за лесом – в паре минут езды на машине. Но у Ширина не было машины. Ему пришлось карабкаться в гору, к бывшему пригороду Холмы Оноса, чуть ли не на четвереньках, продираясь через подлесок, и на этот подъем всего в несколько сот ярдов ушло полдня.

Взобравшись наверх, Ширин увидел, что гора представляет собой скорее плато – оно тянулось бесконечно, и Ширин все шел, и шел, и шел по нему, а шоссе все не было.

Правильно ли он идет?

Да – время от времени дорожные знаки на углах подсказывали ему, что он действительно движется к Большому Южному шоссе. Но сколько еще до него? Знаки этого не указывали. Через каждые десять-двенадцать кварталов появлялся очередной указатель, вот и все. И Ширин шел дальше. У него не было выбора.

Выйти на шоссе – значит сделать лишь первый шаг по пути в Амгандо. Пока что он все еще в пределах Саро. Ну, найдет он шоссе, а что дальше? Снова идти? Как же иначе. Ждать, что кто-нибудь его подвезет, не приходится. Движения транспорта нигде не наблюдается. Заправочные колонки, должно быть, давно пусты, если не сожжены. За сколько же он доберется до Амгандо пешком? За несколько недель? За несколько месяцев? Никогда он не доберется туда. Он умрет с голоду задолго до этого.

И тем не менее идти надо. Если перед ним не будет цели, конец придет еще быстрее – Ширин это понимал.

Со дня затмения прошло около недели, может быть больше. Ширин начинал терять счет времени. Теперь он спал и ел когда придется, а раньше жил строго по расписанию. Солнца вставали и садились, освещение делалось то ярче, то глуше, становилось то теплее, то прохладнее – время шло, но без опорных точек завтрака, обеда, ужина, сна. И Ширин не имел представления, как оно идет. Он знал одно: его силы на исходе.

Он еще ни разу не ел как следует с самого Прихода Ночи. Все это время он жил чем придется – рвал плоды с деревьев, когда находил их, собирал какие-то неспелые зерна, вроде бы не ядовитые на вид, ел траву, ел что попало. Как ни странно, он не заболел, но и досыта ни разу не наелся. Калорийность такой пищи равнялась нулю. Лохмотья, в которые превратилась его одежда, висели на Ширине, как саван. Заглядывать под них психолог не осмеливался. Там, наверное, кожа свисает складками с выступивших наружу костей. В горле постоянно было сухо, язык распух, в голове тяжело стучало. И это неотступное ощущение тупой ноющей пустоты в животе…

Ну что ж, говорил он себе в моменты бодрости, я ведь не без причины посвятил столько лет созданию солидной жировой прослойки – вот она и прояснилась, эта причина. Однако моменты бодрости приходили к нему все реже. Голод терзал его дух. Ширин понимал, что долго так не протянет. Он человек крупный, привыкший к регулярному обильному питанию; пока что он живет за счет своих жировых запасов, но вскоре ослабеет и не сможет двигаться дальше. Вскоре ему покажется, что проще свернуться где-нибудь под кустом и отдыхать… отдыхать… отдыхать. Надо найти еду. И побыстрее.

Квартал, через который он теперь шел, хотя и был покинут, но несколько меньше разрушен, чем оставшиеся позади. Здесь тоже был пожар, но не сплошной – некоторые дома пламя пощадило. Ширин терпеливо переходил от одного уцелевшего дома к другому, везде пробуя входные двери. Заперто. Всюду заперто.

Какие аккуратные, предусмотрительные люди, думал он. Мир рушится, они в слепом ужасе покидают свои дома, чтобы бежать – в лес, в университетский городок, в Саро, одни боги знают куда – однако не забывают запереть за собой дверь! Будто решили устроить себе на время хаоса каникулы, а потом спокойно вернуться домой к своим книгам и безделушкам, к своим платяным шкафам, к садам и мощеным дворикам. Может, они просто не понимали, что все кончено и хаос будет длиться бесконечно?

А может, они и не уходили, мрачно думал Ширин. Сидят сейчас за своими запертыми дверями или прячутся в подвале, как прятался я, и ждут, когда все образуется. И смотрят на меня из окон, надеясь, что я уйду.

Он попробовал следующую дверь. Вторую. Третью. Все заперто. Никакого отклика.

– Эй! Есть кто дома? Впустите меня! Тишина.

Ширин уныло смотрел на очередную прочную дверь. За ней ему представлялись различные сокровища – пища, которая еще не испортилась и ждет, кто бы ее съел, ванна, мягкая кровать. А он стоит тут и не может до них добраться. Он чувствовал себя, как тот мальчик из сказки, которому вручили волшебный ключ в сад богов, где бьют фонтаны из меда и на каждом дереве растет жевательная резинка, но он слишком мал, чтобы достать до замочной скважины. Ширин чуть не плакал.

Потом он вспомнил о топоре. И засмеялся. Видно, он совсем отупел от голода! Мальчик из сказки проник в сад, отдав свои перчатки, башмачки и бархатную шапочку разным зверям, пробегавшим мимо: за это они влезли друг на друга, а мальчик взобрался по их спинам на самый верх и вставил ключ в замок. А большой дядя Ширин стоит перед запертой дверью, и в руке у него топор!

Так что же – ломать дверь? Прямо вот так взять и взломать? Это шло вразрез со всеми жизненными правилами Ширина.

Он покосился на топор так, словно держал в руке змею. Ведь это же взлом! Как может он, Ширин 501-й, профессор психологии из университета города Саро, взломать дверь дома законопослушных граждан и спокойно поживиться тем, что внутри?

Да вот так и может, сказал себе Ширин, еще громче смеясь собственной глупости. Очень просто.

И он взмахнул топором.

Но это оказалось не так уж просто. Ослабевшие от голода мышцы воспротивились. Ширин поднял-таки топор и размахнулся, но удар получился жалкий, а руки и спину прошило огнем при столкновении топорища с крепкой дверью. Раскололась она хотя бы? Нет. Но треснула хоть немного? Возможно. Какую-то щепку он отколол. Ширин снова размахнулся. Еще раз. Сильнее. Давай, Ширин. Пошло. Раз! Раз!

После первых ударов он почти перестал ощущать боль. Он закрывал глаза, набирал побольше воздуху и бил. Раз за разом. Дверь уже трещала. В ней образовалась заметная щель. Еще – еще – пять-шесть хороших ударов, и она расколется пополам.

Еда. Ванна. Постель.

Раз. И-и раз. И-и…

Дверь распахнулась так неожиданно, что Ширин чуть не упал внутрь. Он пошатнулся, зацепил топором за косяк, устоял и поднял глаза.

Перед ним возникло с полдюжины диких, злобных лиц.

– Вы стучали, сударь? – спросил один, и все покатились со смеху.

Потом схватили Ширина за руки и втащили в дом.

– Это вам больше не понадобится, – сказал кто-то, беспрепятственно забирая у Ширина топор. – Еще поранитесь, чего доброго.

Снова смех – дикий, безумный гогот. Ширина вытолкнули на середину комнаты и окружили тесным кольцом.

Их было семь, восемь или девять человек. Мужчины, женщины, мальчишка-подросток. Ширин сразу понял, что это не настоящие хозяева – дом, должно быть, был опрятным и ухоженным, пока в него не вселилась эта компания. Теперь все стены были перепачканы, мебель перевернута, на ковре выделялось мокрое пятно – от вина, что ли?

Эти люди – захватчики, грубые, оборванные, небритые и немытые. Они набрели на этот дом, оставленный владельцами, и присвоили его себе. На одном из мужчин не было ничего, кроме рубахи. На женщине, совсем молоденькой – одни только шорты. Ото всех шел тяжелый, отталкивающий запах. В глазах у них стояло напряженное, застывшее, отрешенное выражение, с которым Ширин сталкивался уже тысячу раз за последние дни. Не требовалось быть медиком, чтобы понять, что перед тобой сумасшедшие.
[1] [2]