Глава 7
Глава 7
На этом он остановился. После того, как Чужаки-сатиры проскакали по их лагерю, он сел и позволил долго себя ласкать. Это действительно его успокоило.
Его? Кого его?
На этот раз он мог полностью ощущать сознание сатира. Не под своим — это метафора — а вокруг. Разбросанную мозаику чувств, мыслей, обрывки ощущений — все это походило на подброшенные в небо и взвихренные ветром листья.
А ветер заменяли эмоции. Ураганы, вихри, которые завывали и несли ливни, прочищающие мысли мягкой, но неотвратимой гребенкой.
Сатиры почти не думали, если это вообще можно было назвать словом «думать» в том понимании, к которому мы привыкли. Это были всего лишь обрывочные, разрозненные суждения. Но сатиры жили напряженной чувственной жизнью.
«Конечно, — подумал он (а думать он мог свободно, спрятавшись в сознании сатира). — Эмоции диктуют им, что нужно сделать, не думая. Это необходимо для быстроты реакций. Сильные эмоции превращают незначительные позывы в непоколебимые императивы. Тупой закон Матушки Эволюции».
Теперь он осознал, что люди приписывают себе уникальную способность переживать высокие эмоции лишь из тщеславия. Не более. Мироощущение сатиров не слишком отличалось от человеческого. В чем можно убедиться, если взяться за изучение психологии сатиров.
Он постарался отстраниться от давящего сознания сатира, в котором пребывал. Интересно, сатир понимает, что в нем кто-то сидит? Да, понимает, хотя довольно смутно.
И все же сатира не особенно беспокоит его присутствие. Он воспринял вмешательство в собственное сознание спокойно, словно так и должно быть в его странном, непонятном мире. Гэри был сродни эмоциям, которые быстро налетали, ненадолго задерживались и так же быстро проходили.
А может ли он стать чем-то большим? Гэри попытался заставить сатира поднять правую руку — словно отдал приказ. Как он ни боролся, ничего не вышло. И он осознал свою ошибку." Нельзя побороть сатира, сидя в маленьком закутке более обширного сознания.
Пока Гэри думал, сатир принялся гладить самку, осторожно трепать ее густую спутанную шерсть. Пряди волос пахли так приятно, воздух был так сладок, солнечные лучи купали его в тепле..
Эмоции! Сатиры не подчиняются приказам, потому что это выше их понимания. Они не воспринимают указаний в общечеловеческом смысле. Эмоции — вот что им доступно. Он должен стать определенным чувством, а не начальником, выдающим приказы.
На какое-то время Гэри успокоился, отдавшись ощущению простого бытия животного. Он изучал, а вернее, проникался чувствами. Стадо ласкалось и хрустело пищей, мужчины следили за границами стойбища, женщины жались к молодняку. Его захватил ленивый покой и понес сквозь беззаботность теплого полудня.
Он не переживал ничего подобного со времен раннего детства. Медлительное, спокойное существование, словно время перестало существовать, растянувшись в невообразимую вечность.
В таком состоянии он смог сосредоточиться на простом движении — поднять руку, почесаться — и превратил это в желание. Сатир ответил на импульс и почесался. Итак, чтобы достичь желаемого, он должен направить чувства к заданной цели.
Прекрасно. Он продолжал учиться. И проник в более глубокие участки сознания сатира.
Наблюдая за стадом, он про себя решил дать определенным особям имена собственные, чтобы отличать от остальных. Самый быстрый — Живчик, самая сексуальная — Красотка, самый голодный — Скребун… А как зовут его самого? И он окрестил себя Ясатиром. Не слишком-то оригинально, зато это главная отличительная черта зверя: Я — сатир.
Скребун нашел какой-то круглый фиолетовый фрукт, и остальные сатиры сгрудились вокруг, чтобы оглядеть и попробовать находку. Большой плод выглядел еще недозревшим (и откуда он это узнал?), но кое-кто все же нашел чем поживиться.
И где здесь Дорс? Они попросили, чтобы их погрузили в одно стадо, значит, одна из этих… — он заставил себя пересчитать их, хотя такое с виду незамысловатое испытание оказалось на диво тяжелым, — этих двадцати двух женщин была ею. Как отличить? Он направился к группе самок, которые с помощью острых камней старались отрезать от веток лишние листья. Затем они связали упругие ветки, получив примитивные веревки для переноски пищи.
Гэри вглядывался в их лица. Легкий интерес с их стороны, дружелюбные хлопки, приглашающие к любовной игре. И — ни тени узнавания в их глазах.
Тогда он обратил внимание на крупную самку, Красотку, которая тщательно отмывала в ручье подобранные с земли фрукты. Остальные поступали так же: Красотка считалась своеобразным вожаком, женским вариантом лейтенанта, помощницей Здоровяка.
Она с удовольствием впилась зубами в плод, не забывая оглядываться по сторонам. Неподалеку росли колосья, уже перезревшие, и спелые зерна выпали на песок, оставив на стебельках пустые пышные усики. Сосредоточившись, Гэри смог различить по смутным ощущениям сатира, что это было редкое лакомство. Несколько сатиров ползали на четвереньках и подбирали выпавшие зерна — занятие трудоемкое и нудное. Красотка присоединилась к ним, но внезапно остановилась и задумчиво посмотрела на ручей. Шло время, звенели насекомые. Через минуту она подхватила горстью песок вместе с зернами и двинулась к воде. И бросила все в ручей. Песок утонул, а зерна остались плавать на поверхности. Она выловила лакомство, высыпала в рот и довольно ухмыльнулась.
Впечатляющий фокус! Остальные сатиры не переняли ее метод. Мыть фрукты намного проще, решил Гэри. ведь сатиры заготавливали их загодя. А чтобы выполаскивать зерна в реке, их сперва нужно выбросить и только потом отлавливать — двухступенчатый метод, а это уже серьезный скачок сознания.
Он подумал о Красотке, и Ясатир, отвечая его желанию, встал у нее на пути. Гэри заглянул в глаза женщины… и она подмигнула. Дорс! В порыве чувств он обхватил ее волосатыми лапами.