XVIII. Музыкальный фестиваль (1)
[1] [2] [3] [4]XVIII. Музыкальный фестиваль
78
Ленч был в той же столовой, где они завтракали. Она была полна альфанцев, и вместе с ними сидели Тревиз и Пилорат, принятые очень хорошо. Блисс и Фоллом ели отдельно, более-менее уединенно, в маленькой пристройке.
Были поданы несколько сортов рыбы вместе с супом, в котором плавали куски мяса, которые могли быть вареной козлятиной. Булки хлеба были порезаны ломтиками и намазаны маслом и вареньем. Салат принесли в конце, а десерта не было вовсе, хотя фруктовые соки наливались из, казалось, неистощимых кувшинов. Людям Основания приходилось быть умеренными после обильного завтрака, но все остальные ели свободно.
– Как они ухитряются не становиться толстыми? – удивленно прошептал Пилорат.
Тревиз пожал плечами.
– Вероятно, помогает большое количество физического труда.
Это было общество, в котором поведение за едой явно не имело значения. Вокруг царил смешанный гул голосов, смех и стук по столу толстыми, явно небьющимися чашками. Женщины вели себя так же громко и грубо, как мужчины, отличаясь от них только высокими голосами.
Пилорат вздрагивал, но Тревиз, который сейчас (по крайней мере временно) не испытывал неудобства, о котором говорил Хироко, чувствовал себя расслабленно и благодушно.
– В конце концов, это имеет и приятные стороны, – сказал он. – Эти люди выглядят вполне довольными жизнью и имеют всего несколько забот. Погоду они делают сами, а пища их невероятно обильна. Для них это золотой век, который все не кончается.
Ему приходилось кричать, чтобы услышать себя, и Пилорат крикнул в ответ:
– Но здесь так шумно!
– Они привыкли к этому.
– Не знаю, как они понимают друг друга в этом гаме.
Разумеется, сами они ничего не понимали. Странное произношение, архаичная грамматика и порядок слов альфанского языка делали его невозможным для понимания в этом шуме. Для людей Основания это звучало как сражение в зоопарке.
Ленч еще не кончился, когда они присоединились к Блисс, которую Тревиз нашел в небольшом здании, выделенном им в качестве временного жилья. Фоллом находилась во второй комнате. По словам Блисс, она испытала огромное облегчение, оставшись одна, и сейчас пыталась поспать.
Пилорат взглянул на дверной проем в стене и неуверенно сказал:
– Здесь так мало уединения… Можем ли мы говорить открыто?
– Уверяю вас, – сказал Тревиз, – как только мы повесим на дверь брезентовый занавес, нас не будут беспокоить. Занавес сделает дверь непроницаемой в силу социальной привычки.
Пилорат посмотрел на высокие, открытые окна.
– Нас могут подслушать.
– Просто не нужно кричать. Альфанцы не подслушивают. Даже стоя у окон во время завтрака, они оставались на порядочном расстоянии.
Блисс улыбнулась.
– Вы так много узнали об альфанских обычаях за время проведенное с маленькой Хироко, и так уверились в их уважении уединения… Что случилось?
– Если вы заметили, что мое настроение изменилось к лучшему и догадываетесь о причине, я могу только попросить вас оставить мой разум в покое, – сказал Тревиз.
– Вы очень хорошо знаете, что Гея не касается вашего разума, если вашей жизни не угрожает опасность, и знаете, почему. Однако, у меня нет ментальной слепоты, и я могу чувствовать, что происходит в километре от меня. Это вошло у вас в привычку во время космических вояжей, мой друг-эротоман?
– Эротоман? Бросьте, Блисс. Дважды за все путешествие. Дважды!
– Мы были только на двух мирах, где имелись женщины. Два из двух, и на каждую вы имели всего несколько часов.
– Вы отлично знаете, что на Компореллоне у меня не было выбора.
– Действительно, я помню, как она выглядела. – На несколько секунд Блисс зашлась смехом, потом сказала: – Однако, не думаю, чтобы Хироко своей мощной хваткой захватила вас или непреодолимой волей подействовала на ваше раболепствующее тело.
– Разумеется, нет. Я был волен в своих поступках. Однако, предложила она, а не я.
– Это случается с вами каждый раз, Голан? – спросил Пилорат с едва уловимой дрожью зависти в голосе.
– Должно быть, да, Пил, – сказала Блисс. – Женщины бессильны против него.
– Хотел бы я, чтобы было так, – вздохнул Тревиз. – Но увы. И я рад этому… Есть другие дела, которые мне нужно сделать в своей жизни. Однако в данном случае это Я был неотразим. В конце концов, мы первые люди с другого мира, которых видит Хироко, а возможно, и все прочие, живущие сейчас на Альфе. Я сделал такой вывод из ее случайного замечания, что ее возбуждает мысль, будто я могу отличаться от альфанцев и анатомически, и своей техникой. Бедняжка! Боюсь, ее постигло разочарование.
– О? – сказала Блисс. – Вы были таким?
– Нет, – ответил Тревиз. – Я был на многих мирах и имею богатый опыт. Все, что я при этом узнал, это то, что люди – это люди, а секс – это секс, где бы им ни занимались. Если и есть заметные отличия, они обычно или неприятны или тривиальны. Чего стоят хотя бы духи, с которыми я сталкивался! А однажды молодая женщина была ни на что не способна, если не играла громкая музыка, состоявшая из отчаянно пронзительных звуков. Но когда она включила эту музыку, тут уж ни на что не способен оказался я.
– Кстати, о музыке, – сказала Блисс. – После обеда мы приглашены на музыкальный фестиваль. Видимо, он будет устроен в нашу честь. По-моему, альфанцы очень гордятся своей музыкой.
Тревиз скривился.
– Их гордость не сделает звуки их музыки приятными для наших ушей.
– Выслушайте меня, – сказала Блисс. – По-моему, эта их гордость заключается в том, что они искусно играют на очень древних инструментах. ОЧЕНЬ древних. Этим путем мы можем получить какую-нибудь информацию о Земле.
Тревиз поднял брови.
– Интересная мысль. Это напоминает мне, что оба вы уже получили информацию. Яков, вы видели этого Моноли, о котором говорила Хироко?
– Да, – ответил Пилорат. – Я провел с ним три часа, и Хироко ничуть не преувеличивала. Фактически это был монолог с его стороны, а когда я собрался идти на ленч, он вцепился в меня и не отпускал, пока я не пообещал вернуться, когда смогу, чтобы еще послушать его.
– И он сказал что-то интересное?
– Ну, он тоже – как и все – утверждает, что Земля полностью и смертельно радиоактивна; что предки альфанцев были последними, покинувшими ее, и что не сделай они этого – все бы вымерли… Кстати, Голан, он был так убедителен, что я не смог не согласиться с ним. Я убежден, что Земля мертва, и что все наши поиски бесполезны.
79
Тревиз вновь сел на стул, глядя на Пилората, сидевшего на узкой детской кровати. Блисс, вставшая со своего места рядом с Пилоратом, переводила взгляд с одного на другого.
Наконец, Тревиз сказал:
– Яков, позвольте мне самому решать, полезны наши поиски или нет. А сейчас изложите, что сказал вам этот болтливый старик… возможно покороче.
– Я делал заметки, пока он говорил, – сказал Пилорат. – В своем рассказе он следовал потоку сознания. Все, о чем он говорил, напоминало ему о чем-то другом, но, разумеется, я провел свою жизнь пытаясь упорядочить информацию в поисках относящейся к делу, так что моей второй натурой стала способность сокращать длинные и бессвязные речи…
– В нечто такое же длинное и бессвязное? – мягко сказал Тревиз. – Переходите к делу, Яков.
Пилорат беспокойно откашлялся.
– Да, конечно, старина. Я попытаюсь объединить и расставить в хронологическом порядке сказанное им. Земля была домом человечества и миллионов видов растений и животных. Так продолжалось бесчисленные годы, пока не были изобретены гиперпространственные путешествия. После этого возникли миры космонитов. Они отделились от Земли, развили собственные культуры и начали презирать и угнетать планету-мать.
– Спустя пару веков после этого Земля ухитрилась вернуть себе свободу, хотя Моноли не объяснил, каким образом это было сделано, а я не посмел задать вопроса – впрочем, у меня и не было такой возможности – который мог увести его далеко в сторону. Он упоминал о каком-то кумире по имени Илайдж Бейли, но это упоминание было такой характерной иллюстрацией обычая приписывать отдельной личности достижения поколений, что имеет малую ценность для…
– Пил, дорогой, – сказала Блисс, – мы поняли тебя.
И вновь Пилорат замолчал на середине фразы.
– Да, конечно. Прошу прощения. Земля организовала вторую волну переселенцев и открыла множество новых миров. Новая группа колонистов оказалась более сильной, чем космониты, поставила их на место, нанесла поражение, а затем и пережила, образовав в конце концов Галактическую Империю. В течение войн между колонистами и космонитами – впрочем, он употреблял слово «конфликт», будучи очень осторожным в этом вопросе – Земля стала радиоактивной.
Тревиз раздраженно заметил:
– Это смешно, Яков. Как может мир СТАТЬ радиоактивным? Каждый мир с момента образования в той или иной степени радиоактивен, и эта радиоактивность постепенно исчезает. Планеты не СТАНОВЯТСЯ радиоактивными.