III. У входной станции (1)
[1] [2] [3] [4]III. У входной станции
9
Войдя в комнату, Блисс спросила:
– Тревиз говорил тебе, что мы в любой момент можем совершить Прыжок и войти в гиперпространство?
Пилорат, склонявшийся над своим обзорным диском, поднял голову и ответил:
– Да, он только что заглядывал и сказал: «В течение получаса».
– Мне не хочется думать об этом, Пил. Прыжок никогда не нравился мне – во время него чувствуешь, что тебя выворачивают наизнанку.
Пилорат выглядел слегка удивленным.
– Блисс, дорогая, я не думал о тебе, как о космическом путешественнике.
– Обычно я этого и не делаю, и не имела в виду, что это моя точка зрения, как части Геи. У нее самой нет возможности для регулярных космических путешествий. Я/мы/Гея не изучает космос, не занимается торговлей и не устраивает в нем пикники. Однако иногда появляется необходимость иметь кого-то на входных станциях…
– Как тогда, когда нам повезло встретиться.
– Да, Пил, – Блисс нежно улыбнулась ему. – Или, скажем, визиты на Сейшел и другие звездные системы… обычно тайные… Однако, тайные или нет, это всегда означает Прыжок и, конечно, когда любая часть Геи совершает его, это чувствует вся Гея.
– Это плохо, – сказал Пилорат.
– Могло бы быть и хуже. Огромная масса Геи не претерпевает Прыжка, поэтому эффект ослабляется. Однако, мне кажется, что я переношу его тяжелее, чем остальная Гея. Как я уже пыталась объяснить Тревизу, хотя вся Гея едина, индивидуальные ее части не идентичны. У нас есть отличия, и мое состоит в том, что по какой-то причине я особенно чувствительна к Прыжку.
– Подожди! – сказал Пилорат, внезапно вспомнив. – Тревиз как-то объяснял мне, что неприятные ощущения бывают только на обычных кораблях. В обычных кораблях человек, входя в гиперпространство, покидает галактическое гравитационное поле, а затем вновь входит в него, возвращаясь в обычное пространство. Именно это и вызывает неприятные ощущения. Но «Далекая Звезда» корабль гравитационный, он не зависит от гравитационного поля и на самом деле не покидает его. По этой причине мы не почувствуем ничего. Уверяю тебя, дорогая, я убедился в этом на собственном опыте.
– Великолепно! Мне нужно было поговорить об этом раньше, это избавило бы меня от многих опасений.
– Это имеет и другие преимущества, – сказал Пилорат, наслаждаясь необычной ролью объясняющего вопросы астронавтики. – Чтобы совершить Прыжок, обычный корабль должен удалиться от крупных масс, таких как звезды, на довольно большое расстояние через обычное пространство. Дело в том, что чем ближе к звезде, тем больше интенсивность гравитационного поля и сильнее ощущения от Прыжка. Кроме того, большая интенсивность поля осложняет решение уравнений, необходимых для управления Прыжком и выхода в нужной точке пространства.
– На гравитационном же корабле нет ощущений, связанных с Прыжком, и кроме того, корабль имеет компьютер гораздо более совершенный, чем компьютер обычного корабля, и этот компьютер может решать сложные уравнения с необычайной скоростью. В результате вместо полета в течение двух недель, чтобы достичь безопасного места для Прыжка, «Далекой Звезде» нужно лететь всего два или три дня. Так происходит потому, что мы не являемся объектом в гравитационном поле, и следовательно, не подвергаемся инерционным эффектам. Я не понимаю этого, но так говорил мне Тревиз, и значит, можно ускоряться гораздо более резко, чем на обычном корабле.
– Это хорошо, – сказала Блисс, – и к чести Трева, что он может управлять этим необычным кораблем.
Пилорат нахмурился.
– Пожалуйста, Блисс, говори «Тревиз».
– Я так и делаю, но в его отсутствии я слегка расслабляюсь.
– Постарайся не делать этого. Он так чувствителен.
– Но не к этому. Он чувствителен ко мне. Я ему не нравлюсь.
– Вовсе нет, – нетерпеливо сказал Пилорат. – Я говорил с ним на эту тему… Да, да, не хмурься. Дорогая, я был необыкновенно тактичен, и он заверил, что вовсе не не любит тебя. Он подозревает Гею и несчастлив от того, что сделал ее будущим человечества. Мы должны учитывать это. Постепенно он преодолеет это и придет к пониманию преимуществ Геи.
– Надеюсь, что ты прав, но дело тут не в Гее. Что бы он ни говорил тебе – а не забывай, что он любит тебя и не хотел бы причинять тебе вред – он не любит лично меня.
– Нет, Блисс, это невозможно.
– Нельзя заставить человека любить меня только потому, что любишь ты, Пил. Позволь, я объясню. Трев… да, да, Тревиз… думает, что я робот.
Обычно флегматичное лицо Пилората отразило его изумление.
– Он не может думать, что ты искусственное человеческое существо.
– А что в этом удивительного? Гея была заселена с помощью роботов – это известный факт.
– Роботы могли помогать, как это могут машины, но заселяли Гею люди, люди с Земли. Именно так думает Тревиз, я знаю это.
– Я уже говорила тебе и Тревизу, что в памяти Геи нет ничего о Земле. Однако в более древних воспоминаниях упоминаются роботы, даже спустя три тысячелетия после заселения, и занимаются они превращением Геи в обитаемый мир. Мы тем временем формировали Гею как планетарное сознание – это потребовало много времени, Пил, и в этом вторая причина того, почему наши ранние воспоминания неясны, возможно, не вопрос о Земле стер их, как думает Тревиз…
– Да, Блисс, – обеспокоенно сказал Пилорат, – но что с роботами?
– Когда Гея была сформирована, роботы ушли. Мы не хотели Гею, включающую роботов, поскольку были и остались убеждены, что их длительное присутствие вредно для человеческого общества, будь оно по природе своей изолированным или планетарным. Не знаю, как мы пришли к такому выводу, но, возможно, он базируется на событиях раннего периода галактической истории, так что память Геи до них не доходит.
– Но если роботы ушли…
– Да, но если кто-то из них остался? Что если я одна из них?.. и мой возраст пятнадцать тысяч лет? Тревиз подозревает это.
Пилорат медленно покачал головой.
– Это не так.
– Ты уверен, что веришь в это?
– Конечно. Ты не робот.
– Откуда ты знаешь?
– Блисс, я ЗНАЮ. В тебе нет ничего искусственного. Если этого не знаю я, значит, не знает никто.
– А разве не может быть, что я сделана так ловко, что во всем, даже самом малом, неотличима от людей? Если это так, как ты можешь заметить отличия между мной и настоящими людьми?
– Не думаю, чтобы это было возможно, – сказал Пилорат.
– И все же, если это так, несмотря на твои мысли?
– Я просто не верю в это.
– Тогда представим себе гипотетический случай. Будь я таким неотличимым роботом, как бы ты к этому отнесся?
– Ну, я… я…
– Уточняю вопрос: как бы ты отнесся к занятиям любовью с роботом?
Пилорат вдруг щелкнул пальцами правой руки.
– Ты знаешь, есть легенды о женщинах, влюблявшихся в искусственных мужчин, и наоборот. Я всегда думал, что они имеют аллегорическое значение и никогда не предполагал, что в них может содержаться чистая правда… Конечно, Голан и я никогда не слышали слова «робот», пока не приземлились на Сейшел, но теперь, думая об этом, я прихожу к выводу, что эти искусственные мужчины и женщины должны были быть роботами. По-видимому, такие роботы существовали в раннее историческое время. Это значит, что легенды нуждаются в пересмотре…
Он погрузился в раздумья, а Блисс, подождав некоторое время, вдруг резко хлопнула в ладоши. Пилорат подскочил.
– Пил, дорогой, – сказала Блисс, – ты пользуешься свой мифографией, чтобы уйти от вопроса. Вопрос же таков: как бы ты отнесся к занятиям любовью с роботом?
Он смущенно взглянул на нее.
– С действительно неотличимым от человека роботом?
– Да.
– Мне кажется, что робот, которого нельзя отличить от человека, ЯВЛЯЕТСЯ человеком. Если бы ты была таким роботом, то для меня ты была бы человеком.
– Это именно то, что я хотела услышать от тебя, Пил.
Пилорат заколебался, затем сказал:
– Что ж, раз ты услышала то, что хотела, не желаешь ли теперь сказать мне, что являешься человеком, и мне ни к чему бороться с гипотетическими ситуациями?
– Нет, этого я сказать не хочу. Ты определил естественного человека, как объект, который имеет все свойства естественного человека. Если тебя удовлетворяет то, что я имею все эти свойства, значит, дискуссия закончена. У нас есть действующее определение и другого нам не нужно. Кроме того, откуда мне знать, что ТЫ не робот, который неотличим от человека?