14. Тревога
[1] [2] [3]14. Тревога
Поли накрывала стол к завтраку, поглядывая на приемник, из которого выползала лента со сводкой новостей. Чтение новостей не отвлекало Поли от работы, состоявшей лишь в том, чтобы обдумать меню, выставить на стол нужные контейнеры, а после завтрака убрать остатки.
Прочтя очередное сообщение, она покачала головой и заметила:
– Ах, люди такие злые!
Доктор Дарелл что-то пробурчал в ответ.
Поли продолжала визгливым скрипучим голосом, каким всегда произносила обличительные речи:
– Вы только посмотрите, что делают эти ужасные калганцы! Почему бы им не жить спокойно? Нет, им нужны скандалы. Вот, пожалуйста: «Толпа осаждает консульство Фонда». Если бы я могла, я бы каждому из них посадила свою голову на плечи. Почему люди такие недалекие? У них совершенно нет памяти, доктор Дарелл. Вспомните последнюю войну – это было после Мула. Я тогда была ребенком, но помню, сколько было горя. Дядю убили, а ведь ему не было и двадцати. Тетя осталась одна с грудным младенцем на руках. А какой дядя был красивый: белокурый, кудрявый, с ямочкой на подбородке! Сейчас у его дочери – моей кузины – двое сыновей во флоте, и если что-нибудь случится...
Старики и женщины выставляли патрули в стратосферу – не дай Галактика, чтобы сейчас до этого дошло, – продукты были страшно дорогие, кое-что распределяли по карточкам. Мы жили впроголодь...
Не может быть, чтобы люди хотели воевать. Калганцам, я думаю, тоже приятнее сидеть дома с детьми и женами, чем носиться по космосу и рисковать жизнью. Во всем виноват этот страшный человек – Штеттин. Как только его земля носит! Убил старика Таллоса, а теперь хочет стать хозяином всего на свете.
Зачем ему с нами воевать, непонятно. Все равно мы победим. Так всегда было. Неужели все это нужно по Плану Селдона? Я иногда думаю, зачем планировать столько войн и смертей? Нет, я ничего не имею против Хари Селдона, он ученый, ему виднее. А что делает Второй Фонд? Почему не останавливает Штеттина? Будем надеяться, что остановит и ничего страшного не случится.
– Вы что-то сказали, Поли? – очнулся доктор Дарелл.
Глаза Поли удивленно округлились, потом сердито сузились.
– Нет, доктор, ничего. Молчу, как рыба. Разве в этом доме можно что-то сказать? Можешь хоть головой о стену биться, но попробуй хоть слово сказать! – и ушла, разгневанная.
* * *
Уход Поли произвел на доктора не большее впечатление, чем ее монолог.
Калган! Ерунда! Флот, вооруженный бластерами. Это не противник. Все же, отвернуться от этого нельзя. На прошлой неделе мэр предложил должность председателя комиссии по развитию науки. Он обещал дать ответ сегодня.
Доктор поерзал на стуле. Может, отказаться? Это покажется странным, а казаться странным сейчас никак нельзя. А Калган нужно выбросить из головы.
У Дарелла один противник. Один.
Пока была жива жена, доктор рад был уклониться от борьбы, спрятаться от жизни. Как хорошо было на Транторе, среди руин прошлого. Тишина и забвение...
Но она умерла. Они не прожили вместе и пяти лет. Дарелл понял, что будет жить лишь для того, чтобы бороться с этим могущественным и осторожным врагом, который управляет его судьбой, который превратил его жизнь в войну с призраками, а Галактику – в шахматную доску.
Пусть это сублимация, он согласен, но лишь в борьбе он видит смысл своей жизни.
Пять счастливых лет он проработал в университете Сантэнни с доктором Кляйзе.
Кляйзе был хорошим экспериментатором, но теоретические разработки были ему не по силам. Дарелл ушел от Кляйзе, когда понял это.
Исследования, которые проводил Кляйзе, следовало бы держать в тайне, но Кляйзе не мог работать один. Ему нужны были сотрудники и информанты, а это – слабость.
Кляйзе не мог этого понять, а Дарелл не мог объяснить. Они расстались врагами. Так было нужно. Дарелл должен был уйти с поля боя побежденным – на случай, если кто-то за ним наблюдал.
Кляйзе работал с графиками, начерченными на бумаге, Дарелл проворачивал математические формулы в уме; Кляйзе окружил себя армией сотрудников, Дарелл работал один; Кляйзе был у всех на виду, Дарелл укрылся от любопытных глаз в загородном доме.
Он был очень близок к цели.
Психолог Второго Фонда – не человек, если судить по строению и работе мозга. Его отличие от обычного человека неуловимо, редкий психолог или нейрохимик заметит его, и все же оно есть. И поскольку оно сидит в мозгу, его нужно искать именно в мозгу.
Дано: человек со способностями Мула, врожденными или приобретенными, то есть, со способностями распознавать эмоции и управлять ими.
Найти: электрическую цепь, питающую эти способности, и детали энцефалограммы, ей соответствующие.
И тут в его жизнь вновь ворвался Кляйзе, в лице своего ученика Антора.
Карты! Графики! Для Дарелла это пройденный этап. Ему нужно не орудие, а рука, которая этим орудием управляет. Пришлось сотрудничать с Антором.
Так безопаснее. От сотрудничества с мэром тоже не стоит отказываться.
Придется стать председателем комиссии по развитию науки. Так безопаснее.
Заговор внутри заговора.
Аркадия... Если бы его не трогали, этого никогда не случилось бы.
Когда действуешь один, опасности подвергаешься тоже только ты один. Когда ты один...
Доктор Дарелл почувствовал, как в нем поднимается недоброе чувство к покойному Кляйзе, к живому и здравствующему Антору, ко всем дуракам, преисполненным благих намерений.
Аркадия сумеет за себя постоять. Она уже взрослая девочка. Она не даст себя в обиду, уговаривал себя доктор Дарелл.
* * *
В тот момент, когда доктор Дарелл гадал, сможет ли постоять за себя его дочь, Аркадия сидела в строгой приемной Первого Гражданина. Вот уже полчаса она сидела здесь, глядя в потолок. Когда они с Хомиром входили, у дверей стояли вооруженные солдаты. Раньше их там не было.
Она была в приемной одна, но ощущала исходящую неизвестно от кого враждебность. И тоже в первый раз. К чему бы это?
Хомир пошел к лорду Штеттину. О чем они говорят?
Аркадия рассердилась. В книгах и фильмах в подобной ситуации герой знал, что его ждет, и был к этому готов. А она сидит и ничего не знает.
Там, за дверью, может происходить что угодно. Что угодно, а она сидит.
Так. Припомним все, что уже произошло. Может быть, что-то выплывет.
Две недели Мунн почти не выходил из дворца Мула. Однажды, с разрешения Штеттина, он пригласил туда Аркадию. Дворец ей не понравился: он был большой, пустой и мрачный. Громким эхом отдавались под потолком шаги. Гораздо веселее ходить по широким, светлым улицам столицы этого мира, на самом деле менее богатого, чем Фонд, но более роскошного на вид.
Вечерами Хомир приходил зачарованный.
– Это сказка, – говорил он. – Если бы можно было разобрать дворец по кирпичику и перевезти на Термин – какой вышел бы музей!
Хомир уже не спешил домой. Он так увлекся работой, что позабыл все свои страхи. Аркадия определила это по верному признаку: Хомир не заикался. Однажды он сказал:
– Я нашел записи генерала Притчера.
– Это изменник, который прочесал всю Галактику в поисках Второго Фонда?
– Не совсем изменник, Аркади. Мул обратил его.
– Это одно и то же.
– Второго Фонда он так и не нашел. В материалах конференции, на которой обсуждалось учреждение Фондов, говорится, что Второй Фонд находится «на другом конце Галактики у Границы Звезд». Из этого исходили Мул с Притчером. Они не узнали бы Второй Фонд, даже если бы нашли его. Это безумие.
Он говорил для себя, но Аркадия внимательно слушала.
– У Притчера описана тысяча миров, а сколько еще не описано! И мы не в лучшем положении.
– Тс-с-с! – отчаянно зашипела Аркадия.
Хомир застыл. Опомнившись, он пробормотал:
– Не будем об этом говорить.
А теперь Хомир был у лорда Штеттина, а Аркадия ждала его за дверью и волновалась без видимой причины. Это было самое страшное...
...По другую сторону двери Хомиру тоже приходилось несладко. Он изо всех сил старался и в результате не мог членораздельно произнести и двух слов.
Лорд Штеттин, высокий, плотный, в полной форме, выглядел весьма внушительно. Тяжелый подбородок и еще более тяжелые кулаки придавали его словам особый вес.
– Итак, сэр, после двух недель работы вам нечего сказать? Может, вы боитесь огорчить меня плохим предсказанием? Мой флот будет разбит? Мне придется воевать не только с солдатами Первого Фонда, но и с призраками Второго?
– П-повторяю, м-мой госп-подин, я не п-пророк. Н-ничего не могу вам с-сказать.
– Не затем ли вы торопитесь домой, чтобы предупредить своих? Кончайте спектакль! Говорите правду, или я вырву ее из вас вместе с кишками!
– Я г-говорю п-правду, мой г-господин. Позвольте напомнить, что я гражданин Фонда, и н-насилие н-надо мной об-бойдется вам дороже, ч-чем вы ож-жидаете.
Правитель Калгана разразился хохотом.
– Не рассказывайте мне детские сказки! Мистер Мунн, я был с вами терпелив и в течение двадцати минут выслушивал чепуху, на сочинение которой вы, наверное, потратили не одну ночь. Вы зря старались. Я знаю, что вы прилетели сюда не ради того, чтобы разбирать пыльные бумаги Мула. Вам нужно что-то еще. Разве не так?
Хомир Мунн не смог преодолеть страх. Он прерывисто вздохнул, а лорд Штеттин, видя состояние собеседника, тяжело опустил руку на его плечо, едва не опрокинув его вместе со стулом, и сказал:
– Отлично. Будем откровенны. Вы изучаете План Селдона. Вы знаете, что он расстроен. Возможно, вы даже знаете, что отныне победа за мной и моими наследниками. Не все ли равно, в конце концов, кто создаст Вторую Империю; главное – чтобы она была создана. Глупо отмалчиваться. Я знаю, зачем вас прислали сюда.
– Ч-чего в-вы х-хотите? – хрипло спросил Мунн.
– Сделать вас моим советником. Боюсь отпугнуть удачу. Вы лучше моего разбираетесь в истории и можете обратить мое внимание на какую-нибудь важную мелочь, которой я не замечу. Разумеется, ваши услуги будут оплачены, вы получите свою долю добычи. Фонд не повернет историю вспять.
Он лишь сделает свою гибель более мучительной. Надеюсь, у вас нет патриотического желания умереть вместе со своей страной?
– Я... Я... – попытка Мунна высказаться не увенчалась успехом.
– Вы останетесь при мне, – продолжал правитель Калгана. – У вас нет выбора. Кстати, – вдруг вспомнил он, – говорят, что ваша племянница – внучка Байты Дарелл.