Глава 7

Глава 7

Рейч Селдон был несказанно счастлив. Еще бы ему не радоваться – ведь за несколько месяцев это был первый ужин en famille*[2] с матерью и отцом. Он отлично знал, что в биологическом смысле эти двое – не кровные его родители, но это не имело никакого значения. Он считал их своими родителями и радостно, с любовью улыбался им.

Обстановка в теперешних апартаментах Селдона была не такая задушевная, не такая теплая, как некогда в коттеджике Стрилингского кампуса. Увы, нынче некуда было деваться от роскоши и великолепия – такими уж положено было быть апартаментам премьер-министра.

Глядя порой на себя в зеркало, Рейч не переставал удивляться. Роста он был невысокого – всего сто шестьдесят три сантиметра, то есть ниже обоих родителей, коренастый, упитанный, но не толстяк, черноволосый, усатый – с далийскими усами он не расстался бы ни за что на свете. Они были предметом его гордости, и он особенно тщательно ухаживал за ними.

А из зеркала на него до сих пор смотрели глаза беспризорного мальчишки – того самого, каким он был когда-то, до того, как судьбе не стало угодно устроить его встречу с Хари и Дорс по дороге к Матушке Ритте в Биллиботтоне. А теперь он, Рейч, родившийся в нищете и безысходности, был государственным служащим, мелким клерком в министерстве демографии.

– Ну, как дела в министерстве? – поинтересовался Селдон. – Есть успехи, Рейч?

– Кое-какие есть, па. Законы прошли. Решения суда приняты. Речи произнесены. И все же людей убедить трудно. Можно ведь сколько угодно разглагольствовать о братстве, а люди все равно себя братьями не чувствуют. И что меня больше всего донимает, так это то, что далийцы ничем не лучше других. Хотят, чтобы к ним относились, как к равным, и так оно и есть. Но хотят-то они хотят, а вот дай им волю, сомневаюсь, чтобы они к другим стали относиться, как к равным.

– Увы, психологию людей очень трудно изменить, Рейч, почти невозможно. Придется довольствоваться попытками избавиться от самых страшных зол, – вздохнула Дорс.

– Беда в том, – сказал Селдон, – что этим практически никто никогда не занимался. Людям милостиво позволяли играть в игру, главное правило которой – «я-лучше-чем-ты», а выбить из мозгов такое трудновато. Понимаешь, если пустить все на самотек лет этак на тысячу и сидеть сложа руки, нечего удивляться, что потом придется сто лет разбираться и наводить порядок.

– Знаешь, па, – улыбнулся Рейч, – мне порой кажется, что ты засунул меня на эту работу в качестве наказания.

– Вот тебе раз! За что же мне тебя наказывать? – удивленно вздернул брови Селдон.

– Хотя бы за то, что я в свое время соблазнился программой Джоранума относительно равенства секторов и призывами к более широкому представительству народа в правительстве.

– За это я тебя винить никак не могу. Лозунги крайне привлекательные, но ты же знаешь, что и Джоранум, и вся его партия использовали их исключительно как средство для вхождения во власть. А потом…

– И все-таки ты заставил меня заманить его в ловушку, несмотря на то, что мне импонировали его взгляды.

– Поверь, мне было нелегко просить тебя об этом.

– А теперь ты заставляешь меня работать над претворением в жизнь программы Джоранума исключительно затем, чтобы показать, как это невыносимо трудно?

Селдон ударил в ладоши.

– Дорс, ну как тебе это нравится? Наш мальчик приписывает мне прямо-таки какую-то змеиную хитрость. Разве это у меня в крови?

– Рейч, – проговорила Дорс, с трудом пряча улыбку, – уверена, ты не такого мнения об отце.

– Да нет, нет, конечно. По жизни ты, па, прямой, как правда. Но когда дойдет до дела, ты знаешь, как перетасовать колоду. Разве не этого самого ты хочешь добиться с помощью психоистории?

Селдон грустно ответил:

– До сих пор с ее помощью я мало чего добился.

– Это скверно. Я-то думал, что существует какой-нибудь психоисторический метод, с помощью которого можно было бы покончить с дискриминацией и бесправием.

– Может быть, он и есть, но только я пока его не обнаружил. – После ужина Селдон сказал:

– Рейч, мне с тобой надо кое о чем потолковать.

– Вот как? – удивилась Дорс. – Без меня, я правильно поняла?

– Министерские дела, Дорс.

– Министерские «ля-ля», Хари. Наверняка, будешь просить мальчика сделать что-нибудь такое, чего мне не хотелось бы.

Селдон строго отрезал:

– Будь уверена, я не буду просить его ни о чем таком, чего ему не хотелось бы.

– Все в норме, ма, – успокоил Рейч Дорс. – Дай нам с папой поговорить. Честное слово, я тебе потом все-все расскажу.

– Ну, начинается… – Дорс скрестила руки на груди и широко раскрыла глаза. – Ясное дело, «государственные тайны».

– Представь себе, ты не ошиблась, – решительно проговорил Селдон. – И к тому же – тайны первостатейной важности. Дорс, я говорю совершенно серьезно.

Дорс встала, поджав губы. Выходя из комнаты, она остановилась на пороге и сказала единственное:

– Не смей бросать мальчика на съедение волкам, Хари.

Она вышла, а Селдон спокойно проговорил:

– Боюсь, что я задумал именно бросить тебя на съедение волкам, Рейч.