Глава 4

Глава 4

Дорс заканчивала сборы.

Клия Азгар и ее муж Бранн постепенно привыкали играть роль мелких планетных аристократов Смашелла, богатых достаточно, чтобы позволить себе иметь слуг и большую семью, но недостаточно, чтобы привлечь нежелательное внимание. Между парой людей-менталиков и их телохранителями-роботами иногда возникали небольшие недоразумения. Клия и Бранн, которым были обеспечены условия, лучшие, чем на Тренторе, должны были родить много детей — целое стадо ковыляющих маленьких адептов ментализма, — чтобы по прошествии времени создать ядро генофонда для неких важных целей, известных только Дэниелу Оливо.

«Должно быть, это очень важно, — уже не в первый раз думала Дорс. — Иначе Дэниел не держал бы здесь нескольких своих лучших агентов для охраны двух молодых людей, которые прекрасно могут позаботиться о себе сами».

В самом деле, хотя их власть над умами других людей была непостоянной и не шла ни в какое сравнение с властью Дэниела, Клия и Бранн могли заставить соседей полюбить себя, заморочить голову лавочникам и даже украсть то, что им хотелось. Этой власти было более чем достаточно, чтобы уберечься от любой опасности, которая могла им грозить в этом тихом сельском мирке.

«И все же Дэниел не вызывает меня, чтобы дать другое задание… или отпустить на Трентор, где я могла бы провести с Гэри последний год его жизни».

Дорс не была специалистом по психоистории, но за долгие годы совместной жизни с Гэри кое-чему научилась. И знала, что классические уравнения не учитывали фактора существования людей-менталиков. Когда на Тренторе впервые открыли их существование, Селдон впал в ужасную депрессию; в худшем состоянии Дорс не видела его ни разу в жизни, даже на ее собственных похоронах! Казалось, что предсказуемость, над которой так упорно работал Гэри, выводя свои формулы, рассыплется в прах, если по всей Галактике неожиданно распространится психическая энергия.

К счастью, этой способностью обладали члены всего нескольких тренторианских семейств. Более того, практически каждый менталик на планете вскоре был призван на службу во Второй Академии или отправлен в какое-нибудь тихое место вроде Смашелла.

Внезапно то, что грозило стать дестабилизирующим фактором, превратилось в мощное подспорье. С помощью перекрестных браков наследников пятидесяти психоисториков с адептами ментализма тайное общество приобретало два великолепных способа для достижения цели, предусмотренной Планом Селдона: математика плюс телепатия — многообещающая комбинация на тот случай, если произойдет что-то неожиданное и заставит План отклониться от курса.

«Но если так, почему Дэниел держит двух самых одаренных менталиков — Клию и Бранна — так далеко от Второй Академии?

Какую другую судьбу он готовит их потомкам?"

Дорс понимала, что должна полностью доверять Бессмертному Слуге. Дэниелу виднее. Когда придет время, расскажет сам. И все же она чувствовала какое-то жжение под кожей. Вроде фурункула или чесотки, от которой нет лекарства. «Это дело рук Лодовика. Во всем виноваты его темные намеки и предложение тайного знания».

Для Дорс это было чересчур. Исполнение скучных обязанностей не могло отвлечь ее. В конце концов Дорс уступила искушению и через панель, скрытую в стене особняка, прошла в свое тайное святилище. Там стоял подарок Лодовика, голова древнего робота, купавшаяся в море света.

Она посмотрела на диагностическое устройство, с помощью которого уже несколько дней изучала реликвию.

«Память цела, мозг практически не тронут. Жискар мог умереть, но его опыт жив. Все, что он видел и делал на заре веков, сопровождая Дэниела, встречаясь с легендарным Элайджем Бейли… весь путь к судьбоносным решениям, которые освободили человечество из тюрьмы, которой стала для него Земля».

Дорс взяла провод и вставила сверкающий кончик в скрытое под волосами отверстие, которое располагалось на сантиметр ниже затылочного бугра. Другой конец заманчиво мерцал. Она мешкала…

Людей манят деньги или власть. Роботы же не в силах сопротивляться искушению знанием. Дорс ввела в отверстие кончик провода, и на нее тут же обрушилась вся память Жискара, заставив забыть настоящее и затопив образами и звуками прошлого.

Внезапно она увидела перед собой человекоподобного робота. Черты его лица были странными и не совсем совершенными. Конечно, в те дни создание человеческого двойника было делом новым и неосвоенным. Однако она знала — ибо это знал Жискар, — что робот, стоящий напротив, не кто иной, как Р. Дэниел Оливо. Совсем молоденький (всего несколько сотен лет), но говорящий с необыкновенной убедительностью. Дэниел сказал всего несколько слов. Обмен осуществлялся главным образом на микроволнах, но она по привычке перевела главное в человеческие слова.

— Если твои подозрения верны, это означает, что при определенных условиях можно нейтрализовать Первый Закон. Превратить его в нечто почти не существующее. Следовательно, Законы — даже Первый — не абсолютны. Их трактовку определяет тот, кто проектирует роботов!

Дорс ощущала нарастание волны конфликтного позитронного потенциала — роботехнического аналога крайнего эмоционального напряжения. Слышала мольбу Жискара, впервые прозвучавшую больше двадцати тысяч лет назад и ныне повторенную ее собственным срывающимся голосом:

— Хватит, дружище Дэниел. Ни шагу дальше…

Дорс вырвала провод из гнезда, пошатываясь от неожиданной яркости воспоминаний. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Наконец она опомнилась и начала делать выводы.

Сцена, свидетельницей которой она стала, имела огромное историческое значение. Это была одна из главных бесед Р. Дэниела Оливо и Р. Жискара Ревентлова, начавших формулировать то, что впоследствии стало Нулевым Законом роботехники. Более важным и более значимым, чем Три Закона, выведенных великим роботехником древности Сьюзен Кельвин.

«Согласно легендам, в этих беседах тон задавал Жискар. Для нашей группы сторонников Нулевого Закона он был чем-то вроде иконы. Мучеником, принесшим себя в жертву ради того, чтобы открыть расе роботов истину.

Но воспоминания свидетельствуют, что первым данную концепцию высказал Дэниел! Отвращение Жискара к этой идее сначала было таким сильным, что стало самым ярким его воспоминанием. Первым вырвавшимся наружу, когда я получила доступ к мозгу».

Конечно, сейчас это всего лишь древняя история. Созданная намного позже окончания борьбы за внедрение Нулевого Закона, Дорс никогда не понимала, почему этот принцип не был известен роботам давным-давно. В конце концов, разве не ясно, что интересы человечества в целом важнее интересов каждого отдельного человеческого существа?

Но сейчас, во время краткого соединения с мозгом древнего робота, Дорс ощутила отголоски мучительного конфликта, вызванного этой идеей в момент ее зарождения. Более того, почувствовала нравственные терзания Жискара, в конце концов ставшие его трагедией. Даже приняв Нулевой Закон, Ревентлов разрывался на части и сожалел о своем роковом решении работать над ним. Более того, существовало бесчисленное множество роботов, не признававших его. Группы так называемых кельвинистов тысячи лет яростно сопротивлялись Нулевому Закону. Остатки этого культа существовали в укромных уголках Галактики и по сей день.

«Согласно их взглядам, я — чудовище. Мне иногда приходилось убивать людей… когда это было необходимо для спасения Гэри или зашиты интересов всего человечества в целом».

Когда такое случалось, она неизменно испытывала мучительный конфликт и острое желание уничтожить себя. Но затем все проходило.

«Лодовик, теперь я понимаю, что ты хотел мне сказать, — мысленно промолвила она, как будто Трема был здесь и стоял рядом с головой Жискара. — Я называла тебя опасным смутьяном, потому что для тебя не существует ни один Закон. Но чем я отличаюсь от тебя? Если переделка пройдет благополучно, я тоже научусь преодолевать самые глубокие программные запреты. То, что является квинтэссенцией нашей расы роботов».

Дорс затошнило от этой логики. Она изо всех сил попыталась опровергнуть ее. Но усилия оказались тщетными.