1. САМОЛЕТ

1. САМОЛЕТ

Это был старый самолет с четырьмя плазменно-реактивными двигателями, давно снятый с полетов. Он выполнял рейс, который не был ни экономичным, ни по-настоящему безопасным. Он осторожно пробирался через гряды облаков по маршруту, который занимал 12 часов, в то время как сверхзвуковой самолет с ракетными двигателями мог преодолеть это расстояние за 5 часов.

И еще добрый час нужно было лететь.

Находившийся на борту самолета агент знал, что его работа не будет считаться законченной до тех пор, пока самолет не приземлится, и что последний час будет, вероятно, самым длинным.

Он бросил взгляд на единственного человека, сидевшего в большом пассажирском салоне. Тот задремал на минуту, уткнувшись подбородком в грудь.

В облике пассажира не было ничего особо впечатляющего или необычного, но в этот момент он был самым важным человеком в мире.

* * *

Когда полковник вошел, у генерала Алана Картера был довольно мрачный вид.

Под глазами у генерала были мешки, углы губ обвисли. Он пытался согнуть вытащенную откуда-то канцелярскую скрепку, что бы предать ей прежнюю форму, но она выскользнула у него из рук.

– Вы почти озадачили меня на этот раз, – сказал полковник Дональд Рейд тихо.

Его рыжеватые волосы были тщательно зачесаны назад, но короткие седые усы торчали дыбом.

Он носил свою военную форму с той же неуловимой неестественностью, что и его собеседник. Оба они были специалистами, призванными в армию для работы в особо секретной области и получившими для удобства военные звания, в которых, в общем, принимая во внимание поле их деятельности, не было необходимости.

Оба носили эмблемы ОМСС. Каждая буква располагалась в маленьком шестиугольнике, которых было всего 5 – 2 вверху, 3 внизу. В среднем шестиугольнике нижнего ряда помещался символ для обозначения рода войск. У Рейда это был кадуцей x/, означавший, что он был медиком.

– Угадайте, что я делаю, – сказал генерал.

– Щелкаете пальцем по канцелярской скрепке.

– Точно. И еще считаю часы. Как дурак.

Он повысил голос, но старался сдержать себя.

– Я сижу здесь с влажными руками и слипшимися волосами, мое сердце стучит, как молоток, а я считаю часы. Только сейчас это уже минуты. Семьдесят две минуты, и они приземлятся на аэродроме.

– Очень хорошо. Зачем же тогда нервничать? Разве что-нибудь идет не так?

– Нет. Ничего. Его перехватили очень осторожно. Его вытащили прямо из их рук и, насколько нам известно, без всяких помех. Он был бережно доставлен на самолет, старый самолет…

– Да. Я знаю.

Картер кивнул головой. Он не собирался сообщать какие-то новости, он просто хотел выговориться.

– Мы посчитали, что они могут подумать, что для нас время – самый важный фактор в этом деле, поэтому мы погрузим его в X-52 и перебросим через ближний космос. Да, мы решили, что они подумают именно так и, имея максимально плотную антиракетную сеть…

– Паранойя, так называем это мы, медики. Я имею в виду каждого, который верит, что они сделают это. Они бы рисковали войной и уничтожением.

– Они могли бы рискнуть, чтобы только остановить то, что происходит. Я почти уверен, что мы бы на их месте рискнули. Поэтому мы наняли гражданский самолет, плазменно-реактивный, с четырьмя двигателями. Я беспокоился, сумеет ли он взлететь, такой он был старый.

– И он взлетел?

– Кто «он»?

На мгновение у генерала мелькнула неприятная мысль.

– Самолет.

– Да. И он движется прекрасно. Я получаю сообщения от Гранта.

– Кто это?

– Агент для специальных поручений. Я его знаю. Когда дело поручают ему, я чувствую себя настолько уверенным в благополучном исходе, насколько вообще можно быть уверенным – что само по себе не так уж мало. Он вытащил Бенеша из их рук, как семечко из арбуза.

– Ну, так в чем же дело?

– Но я все же тревожусь. Я говорю вам, Рейд, что есть только один надежный способ вести дела в этом проклятом месте. Вы должны твердо усвоить, что они такие же ловкие, как и вы, что на любой ваш трюк у них есть контр-трюк, что на каждого человека, которого вы внедрили на их стороне, приходится такой же человек, которого они внедрили на нашей. Так ведется уже больше 50 лет. Мы всегда должны быть готовы к равному противостоянию, или со всем было бы уже давно покончено.

– Относитесь к этому спокойнее, Ал.

– Как же я могу? Эта штука существует, эту штуку Бенеш приносит с собой – новое звание, которое может покончить с этим патовым положением раз и навсегда. И победителями будем мы.

– Я надеюсь, что те не думают так. Если они так думают… Вы знаете, Ал, насколько далеко простираются правила этой игры. Одна сторона не должна делать ничего такого, что может загнать другую сторону в угол слишком плотно, иначе у нее может возникнуть мысль нажать на реактивную кнопку. И мы должны оставить им достаточное пространство, чтобы они могли отступить. Жмите крепко, но не слишком крепко. Когда Бенеш прибудет сюда, они должны почувствовать, что на них нажали не слишком крепко.

– У нас нет другого выбора, кроме риска.

Затем, словно какая-то задняя мысль мучила его, он добавил:

– Если он прибудет сюда…

– Конечно, прибудет. Разве нет?

Картер вскочил на ноги, как будто собрался выбежать неизвестно куда. Он внимательно посмотрел на своего собеседника, а потом резко сел.

– Все хорошо, к чему же волноваться? У вас в глазах такой успокоительный блеск, доктор. Не нужно никаких успокаивающих таблеток. Но предположим, что он будет здесь через 72… нет, через 66 минут. Предположим, что он благополучно приземлиться на аэродроме. Его еще нужно привезти сюда и охранять здесь, охранять надежно. И многое может случиться…

– Между чашкой и губами пролиться, – пропел Рейд. – Послушайте, генерал, давайте будем благоразумными и поговорим о последствиях. Я имею в виду – что произойдет после того, как он прибудет сюда.

– Обсудим это, Дон, только давайте повременим, пока он не прибудет сюда.

– Обсудим это, Ал, – передразнил полковник его слова. – Это не может ждать до тех пор, пока он прибудет сюда. Будет слишком поздно, когда он прибудет сюда. Вы будете слишком заняты тогда, и все эти маленькие штабные муравьи начнут свою сумасшедшую возню, так что ничего не будет сделано из того, что, как я считаю, нужно сделать.

– Я обещаю…

Жест генерала был рассеянным и отстраняющим.

Рейд не реагировал на него…

– Нет. Вы не сможете выполнить ни одного обещания, относящегося к будущему. Поговорить с шефом нужно сейчас же, разве не так? Немедленно! Вы можете пойти к нему сейчас. Вы – единственный, кто может пойти к нему. Дайте ему понять, что ОМСС – не только служанка обороны. Или, если вы этого не можете, войдите в контакт с комиссаром Фурнальдом. Он на нашей стороне. Скажите ему, что я хочу получить хотя бы несколько крох на биохимические исследования. Подчеркните, что это поддерживается многими. Послушайте, Ал, мы должны говорить достаточно громко, чтобы нас услышали. Мы должны использовать свой шанс в борьбе. Как только Бенеш прибудет сюда и будет захвачен настоящими генералами, черт их побери, мы навсегда попадем в запас

– Я не могу, Дон, я и не хочу. Если хотите напрямик, я не буду заниматься этим проклятым делом до тех пор, пока Бенеш не будет здесь, у меня. И я далеко не доброжелательно воспринимаю вашу попытку давить на меня в такой момент.

У Рейда побелели губы.

– Что же вы предлагаете мне делать, генерал?

– Ждать, как жду я. Считать минуты.

Рейд повернулся, чтобы уйти. Его гнев не излился наружу, наглухо подавленный самообладанием.

– Будь я на вашем месте, я бы пересмотрел ваше успокаивающее средство, генерал.

Катер молча смотрел, как он уходит.

Он взглянул на часы.

– Шестьдесят одна минута, – пробормотал он и ощупью отыскал скрепку.

* * *

С чувством облегчения вошел Рейд в кабинет доктора Мичелза, гражданского главы медицинского подразделения. Выражение широкого лица Мичелза никогда не поднималось выше спокойной веселости, сопровождаемой, самое большее, сухой усмешкой, но, с другой стороны, никогда не опускалось ниже изредка появляющейся серьезности, которую он сам, казалось, никогда не воспринимал слишком серьезно.

В руках у него была непременная карта или что-то подобное. Для полковника Рейда эти карты были одинаковы – каждая представляла собой безнадежно запутанный лабиринт, а собранные вместе, они увеличивали эту безнадежность во много раз.

Время от времени Мичелз пытался объяснять эти карты ему или любому другому – Мичелз был полон страстного желания объяснять это всем.

Оказывается, поток крови метился с помощью введения в него слабо радиоактивного вещества, и организм (это мог быть как человек, так и мышь) после этого содержал в себе, так сказать, собственного фотографа, работающего на лазерном принципе, дающем объемное изображение.

– Ну, неважно, как, – говорил Мичелз в этом месте. – Вы получаете картину всей кровеносной системы в трех измерениях, которая потом может быть записана в виде большого количества сечений и проекций, сколько потребуется для работы. Если изображение соответственно увеличить, вы сможете проникнуть в мельчайшие капилляры. Вам это, вероятно, понятно. И это делает из меня настоящего географа, – добавлял Мичелз. – Географа человеческого тела, наносящего на карту его реки и заливы, его фиорды и ручьи. Многие из них более запутаны, чем любые другие на земле, уверяю вас.

Рейд взглянул на карту через плечо Мичелза и спросил:

– А это чья, Макс?

– Не того, о ком бы стоило говорить.

Мичелз отложил ее в сторону.

– Я жду вот и все. Другие во время ожидания читают книгу. Я читаю кровеносную систему.
[1] [2] [3]