28
[1] [2]28
Фастальф вежливо улыбнулся, и это не означало ни удивления, ни энтузиазма, ни сомнения. Он ввел Бейли в столовую, которая была меньше и уютнее той, где они завтракали.
– Мы с вами, дорогой мистер Бейли, будем обедать без формальностей. Только вдвоем. Даже роботов не будет, если вы желаете. О делах говорить не будем, разве что вы очень захотите этого.
Бейли ничего не сказал, но остановился в изумлении, глядя на стены. Они были волнистые, сияюще-зеленые, медленно изменяющееся по светлоте и оттенкам от пола к потолку. Эффект был головокружительный – по крайней мере, для Бейли. Фастальфу не составило большого труда понять впечатления Бейли.
– К этому нужно привыкнуть, мистер Бейли. Жискар, уменьши освещение стен. Спасибо.
Бейли облегченно вздохнул.
– И вам спасибо, доктор Фастальф. Могу я сходить в туалет?
– Пожалуйста.
– Не могли бы вы… – замялся Бейли.
Фастальф хихикнул.
– Вы там найдете все совершенно нормальным. Жаловаться вам не придется.
– Весьма признателен, – поклонился Бейли.
Туалет и в самом деле был просто туалетом, только более роскошным и более удобным, чем те, какие он видел. Он невероятно отличался от земного. Он прямо сиял чистотой. Бейли мрачно подумал, что, поживи он на Авроре подольше, ему трудно было бы снова привыкать к толпам в земных туалетах. А здесь его окружали удобства из слоновой кости и золота – конечно, золото и кость не настоящие. Он вдруг вздрогнул о случайных обменах микробами на Земле. Наверное, то же чувствуют космониты? Можно ли порицать их? Однако, аврорцы так аляповато выпяливаются с украшениями, так настойчиво уверяют, что живут в согласии с природой, а сами приручают и ломают ее. Может, это только в доме Фастальфа? У Глэдис дом куда проще, но, может, потому, что она с Солярии?
Обед был просто восхитительным. Как и за ленчем, тут было заметное ощущение близости к природе. Блюд было много, и можно было заметить, что все они были когда-то частью растений и животных. Бейли уже начал смотреть на случайную косточку, жилку или хрящик не с отвращением, как раньше, а как на крошечное приключение.
Некоторые блюда ему не очень понравились, но это было не важно, главное, что все они очень отличались по вкусу.
Несмотря на предложение Фастальфа, чтобы роботы не присутствовали, обслуживал их все-таки робот. Бейли подумал, что Фастальф настолько привык к роботам, что просто не заметил этого факта, а Бейли не стал заострять внимание.
Робот был молчалив и двигался бесшумно. Его нарядная ливрея была как бы взята из исторической пьесы, которую Бейли видел по гиперволновой программе. Только при очень близком разглядывании можно было увидеть, что этот костюм – световая иллюзия, а робот снаружи был из гладкого металла, и только.
– Поверхность слуги сделана Глэдис? – спросил Бейли.
– Да, – сказал явно довольный Фастальф. – Она воспримет как комплимент, что вы узнали ее работу. Она молодец, верно? Ее работы невероятно популярны, и она занимает полезное место в аврорском обществе.
Разговор за столом был приятным, но не значительным. Бейли не настаивал на «деловой беседе» и, в сущности, предпочитал помалкивать и наслаждаться едой, и потому не мог решить, как подойти к делу, которое казалось ему основным пунктом проблемы с Джандером. Фастальф взял дело в свои руки:
– Поскольку вы упомянули о Глэдис, не могу ли я спросить, как получилось, что вы остались в ее доме, можно сказать, в отчаянии, а вернулись энергичным и сказали, что, возможно, имеете ключ к разгадке. Не узнали от Глэдис что-то новое и неожиданное?
– Да, – рассеяно ответил Бейли; он весь ушел в десерт, который никак не мог опознать, а робот-лакей, видимо, понявший его жаждущий взгляд, поставил перед ним вторую порцию. Никогда в жизни Бейли так не наслаждался процессом еды и впервые посетовал на физиологические ограничения, не позволявшие есть вечно. Он сам стыдился своих ощущений.
– И что же вы узнали? – терпеливо спросил Фастальф. – Что-то такое, чего я не знаю?
– Возможно. Глэдис сказала, что вы отдали ей Джандера полгода назад.
– Эт о я знаю . Именно так.
– Зачем? – резко спросил Бейли.
Любезное выражение лица Фастальфа медленно исчезало.
– А почему бы и нет?
– Я не знаю, почему нет, и это меня не интересует. Я спросил: зачем?
Фастальф не ответил.
– Доктор Фастальф, – продолжал Бейли, – я здесь для того, чтобы распутать этот несчастный клубок. Вы ничего, н ич ег о не сделали , чтобы упростить дело. Вам как-будто приятно показывать мне, насколько плох этот клубок, и уничтожать все, что я мог бы считать возможным решением. Теперь я даже не надеюсь, что другие будут отвечать на мои вопросы. Я не имею официального статуса на этой планете и не имею права задавать вопросы и требовать ответа. А вы – другое дело. Я здесь по вашему вызову, я пытаюсь спасти вашу карьеру, как и свою, и, по вашей же оценке дел, спасти как Аврору, так и Землю. Следовательно, я надеялся, что вы ответите на мои вопросы честно и искренне. Прошу вас, не ведите тупиковую практику, отвечая «почему бы и нет?», когда я спрашиваю «зачем?». Итак, давайте снова: зачем?
Фастальф угрюмо дернул губой.
– Простите меня, мистер Бейли, я только потому сразу не ответил, что та причина была не слишком драматичной. Глэдис здесь чужая; она пережила травму у себя на родине, как вам известно, пережила травму и здесь, что, может быть, вам и не известно…
– Известно. Пожалуйста, конкретней.
– Ну, я пожалел ее. Она была одинока, и Джандер мог скрасить ее одиночество.
– Жалели ее? Так. Вы ее любовник? Или были им?
– Нет, ничего подобного. Я не предлагал. И она тоже. Разве она сказала вам, что мы были любовниками?
– Нет, но в любом случае мне нужны независимые сведения. Если будут противоречия, я скажу, так что вам нечего беспокоиться. Как случилось, что при вашей симпатии к ней вы не предлагали себя? Я слышал, что на Авроре предложить секс, все равно, что поговорить о погоде.
Фастальф нахмурился.
– Вы ничего об этом не знаете. Не судите о нас по стандартам вашей планеты. Секс не является важным делом для нас, но мы осторожно пользуемся им. И предлагаем его не так легко, как вам кажется. Глэдис, не привычная к нашему образу жизни и сексуально разочаровавшаяся на Солярии, вероятно, предлагала себя легко – лучше сказать – отчаянно, и неудивительно, что не была довольна результатами.
– Вы не пытались улучшить дело?
– Предложив себя? Я не тот, что ей нужен, и она не то, что нужно мне. Мне было ж ал ь ее . Она мне очень нравится. Я восхищаюсь ее художественным талантом. И я хотел бы видеть ее счастливой. Вы, конечно, согласитесь, что симпатия одного порядочного человека к другому не обязательно основана на сексуальном желании. Разве вы сами никому не симпатизировали, никогда не хотели помочь кому-то просто из добрых чувств к человеку в несчастье?
– Доктор Фастальф, я не сомневаюсь, что вы человек порядочный. Однако, вы играете со мной. Когда я первый раз спросил вас, зачем вы отдали Джандера Глэдис, вы не сказали мне того, что говорили сейчас, причем говорили заметно эмоционально. Вашим первым побуждением было увернуться, помедлить, потянуть время, ответить вопросом. В конце концов, вы ответили, но почему этот вопрос в начале смутил вас? Простите мою настойчивость, но я должен знать, и, поверьте, не из личного любопытства. Если то, что вы скажете мне, не пригодится в деле – считайте, что это ушло в черную дыру.
Фастальф сказал тихо:
– Честно говоря, я и сам не знаю, почему парировал ваш вопрос. Вы неожиданно поставили меня перед чем-то, чего я, возможно, не хотел видеть. Дайте мне подумать.
Они некоторое время молчали. Слуга убрал со стола и вышел. Дэниел и Жискар, вероятно, охраняли дом. Мужчины были одни.
Наконец Фастальф сказал:
– Я не знаю, что должен сказать, но позвольте мне вернуться на несколько десятилетий назад. У меня две дочери. Вы, наверное, это знаете. Они от разных матерей…
– А вы хотели бы иметь сыновей?
Фастальф был искренне удивлен.
– Нет, отнюдь. Мать моей второй дочери хотела сына, как мне кажется, но я не дал согласия на искусственное оплодотворение отобранной спермой – пусть даже моей, а настаивал на естественном броске генетических игральных костей, потому что предпочитаю в жизни игру случая, а, может быть, и потому, что надеялся на появление дочери. Понимаете, я принял бы и сына, но почему-то предпочитаю дочерей. Ну, так вот, моя половина произвела на свет дочь, и это стало одной из причин того, что вскоре после родов мать расторгла брак. Но, с другой стороны, большой процент браков расторгается после родов в любом случае, так что, может, это и не было причиной.