72
[1] [2]72
Дэниел проводил Бейли в комнату, где был сервирован завтрак. Она была более интимная, чем обычная столовая. Маленькая комната, в которой были только стол и два кресла. Дэниел ушел, но не в нишу. Здесь вообще не было ниш, и на минуту Бейли почувствовал, что он совершенно один в комнате.
На самом деле он, конечно, не был один. Позови – и тут же появятся роботы. Но все-таки это была комната для двоих, комната без роботов, комната для любовников.
Вошла Глэдис, нарядно одетая, с блестящими волосами. Она остановилась на миг и слегка улыбнулась.
– Илия!
Бейли, слегка удивленный неожиданной переменой в ней, вскочил.
– Как дела, Глэдис? – запинаясь, спросил он.
Она выглядела веселой и беззаботной.
– Если ты беспокоишься о Дэниеле, то напрасно. Он в полной безопасности. А что касается нас… – она подошла к Бейли и медленно погладила его по щеке, как когда-то на Солярии, и засмеялась. – Тогда я сделала только это, Илия. Помнишь?
Он молча кивнул.
– Ты хорошо спал? Садись, дорогой.
Он сел.
– Очень хорошо. Спасибо тебе, Глэдис. – Он не решался вернуть ей ласковое обращение.
– Ме ня не за что благодарить. Я спала лучше, чем когда-нибудь. Этого не было, если бы я не ушла из твоей постели, когда удостоверилась, что ты крепко спишь. Если бы я осталась, как мне хотелось, я бы надоедала тебе снова, и ты не успел бы отдохнуть.
Он почувствовал необходимость быть галантным.
– Есть вещи более важные, чем отдых, Глэдис.
Он сказал это с такой официальностью, что Глэдис снова засмеялась.
– Бедный Илия! Ты смущен.
Факт, что она заметила это, смутил его еще больше. Он ожидал встретить раскаяние, отвращение, стыд, подчеркнутое безразличие, слезы – все, кроме откровенно эротического поведения, какое она приняла.
– Ну, не переживай. Ты голодный. Ты почти не ел вчера. Прими в себя немного калорий и почувствуешь себя более плотским.
Еда была очень вкусной, и Бейли едва успевал глотать.
– Тебя смущает прошлая ночь, Илия? И больше ты ничего не ощущаешь?
Ну, что тут ответишь? – подумал Бейли.
– Боюсь, что да, Глэдис. Это отнюдь не все, что я ощущаю, но я действительно смущен. Я землянин, но в то время это слово для тебя ничего не значило. В прошлую ночь ты беспокоилась обо мне, о моей проблеме с грозой, ты заботилась обо мне, как о ребенке, сочувствовала мне, возможно, от уязвимости, вызванной твоей потерей… и ты пришла ко мне. Но это у тебя пройдет – я удивлен, что еще не прошло – и ты вспомнишь, что я землянин, и ты почувствуешь себя униженной и запачканной. Ты возненавидишь меня за то, что я тебе сделал, а я не хочу, чтобы ты ненавидела. Не хочу.
Если он выглядел таким же несчастным, каким себя чувствовал, то он и в самом деле выглядел очень несчастным. Наверное, она так и подумала, потому что потянулась к нему и взяла его за руку.
– Я не стану ненавидеть тебя, Илия. За что? Ты не сделал ничего такого, против чего я стала бы возражать. Я сделала это и буду радоваться этому всю жизнь. Ты освободил меня одним прикосновением два года назад, а в следующую ночь меня еще раз. Два года назад я узнала, что могу чувствовать желание, а сегодня ночью я узнала, что с но ва могу почувствовать его после Джандера… Илия! Останься со мной!
– Как я могу, Глэдис? Я должен вернуться на свою планету. У меня там обязанности и цели, а ты не можешь ехать со мной. Ты не можешь жить нашей земной жизнью. Ты умрешь от наших земных болезней, если скученность и замкнутость Города не убьют тебя раньше. Ты же понимаешь.
– Насчет Земли я понимаю. Но тебе не обязательно уезжать немедленно.
– Еще утро не кончится, как Председатель может приказать мне уехать.
– А ты не соглашайся, – энергично возразила Глэдис. – И, если на то пошло, мы можем уехать на другой Внешний мир. Их много, мы можем выбирать. Неужели Земля так много значит для тебя, что ты не хочешь жить во Внешнем мире?
– Я мог бы пойти на увертки и сказать, что ни один Внешний мир не позволит мне жить там постоянно – ты и сама это знаешь. Но это не главное: даже если бы какой-то Внешний мир согласился принять меня, Земля так много для меня значит, что я не могу отвернуться от нее. Даже если это значит – расстаться с тобой.
– И никогда не приехать на Аврору? Никогда больше не увидеть меня?
– Если бы мог, увидел бы. И не один раз, поверь мне. Но ты знаешь, что меня вряд ли пригласят еще раз, и знаешь, что без приглашения я не могу приехать.
– Я не хочу верить этому, Илия, – тихо сказала она.
– Глэдис, не делай себя несчастной. Между нами произошло нечто замечательное, но с тобой произойдут и другие замечательные вещи, и много всяких, только не т о ж е с ам ое .
Она молчала.
– Глэдис, – сказал он требовательно, – пусть никто не узнает о том, что произошло между нами.
Она с болью взглянула на него.
– Ты стыдишься э то го ?
– Того, что случилось, конечно, нет. Но могут быть неприятные последствия. Все будут болтать об этом деле. Благодаря этой проклятущей гиперволновой драме, которая включала в себя искаженную версию наших отношений, мы на виду. А если появится хоть малейший намек на то, что между нами… любовь, это будет передано на Землю со сверхкосмической скоростью.
Глэдис высокомерно подняла брови.
– И Земля сочтет, что ты унизился? Твое положение не позволяет тебе заниматься сексом с кем попало?
– Да нет же, – неохотно сказал Бейли, хотя знал, что именно такова точка зрения миллиардов землян. – Тебе не приходит в голову, что об этом услышит моя жена? Ведь я женат.
– Ну и что, если услышит?
Бейли вздохнул.
– Ты не понимаешь. На Земле все не так, как на Внешних мирах. В нашей истории были те времена, когда сексуальные нравы были довольно распущены, во всяком случае, в некоторых местах и в некоторых классах общества. Но сейчас не то. Земляне живут скученно, и это привело к пуританской этике – в любых условиях сохранять стабильную семейную систему.
– Ты имеешь в виду – у каждого один партнер, не больше?
– Ну, честно говоря, не совсем так. Но всякие неправильности стараются хранить в тайне, чтобы все…
– …притворялись, что не знают?
– Ну, да. Но в данном случае…
– …будет настолько хорошо известно, что нельзя притвориться незнающим… И твоя жена будет злиться и шпынять тебя?
– Ну, шпынять меня она не будет, но она будет опозорена, а это еще хуже. Мое общественное положение пострадает и… ох, Глэдис, если ты не понимаешь, а ты, конечно, не понимаешь, все равно, обещай мне, что не станешь говорить об этом так открыто, как это делают аврорцы. – Он сознавал, что являет собой довольно жалкое зрелище.
Глэдис сказала задумчиво:
– Я не намерена дразнить тебя, Илия. Ты был добр ко мне, и я не хочу быть недоброй к тебе, но, – она беспомощно всплеснула руками – ваши земные обычаи такие бессмысленные!
– Не спорю, но я вынужден жить с ними, как ты жила с солярианскими обычаями.
– Да. – Ее лицо затуманилось воспоминаниями. – Тогда прости меня, Илия. Я честно прошу прощения. Я хотела того, чего не могла иметь, и взяла у тебя.
– Все правильно.
– Нет, неправильно. Слушай, Илия, я хочу кое-что объяснить тебе. Я думаю, ты не понимаешь, что случилось в эту ночь. Тебя очень смутит, если я скажу?
Бейли задумался, как чувствовала бы себя Джесси, если бы слышала этот разговор. Он прекрасно сознавал, что его мозг должен быть занят предстоящей конференцией с Председателем, а не личными супружескими делами, но на самом-то деле он думал о Джесси.
– Наверное, буду смущен, но все равно объясни.
Она подвинула свой стул, даже не позвав для этого робота, вплотную к стулу Бейли и положила свою маленькую ручку в его руки. Он сжал ее.
– Вот видишь, я больше не боюсь контакта. Теперь я могу не только коснуться твоей щеки, как тогда.
– Возможно, но это не действует на тебя, как тогда?
Она кивнула.
– Нет, т ак не действует, но все равно мне приятно. Я думаю, то было началом. Надо было так уйти в себя, чтобы одно прикосновение показало, как ненормально я жила, и так долго. Теперь все гораздо лучше. Могу я сказать теперь? Все, что я говорила – всего лишь пролог.
– Говори.
– Я хотела бы, чтобы мы были в постели и в темноте. Я могла бы говорить более свободно.