Юз Алешковский. Николай Николаевич (1)

– Оргазмы ежедневно, по утрам, один раз. Оформим тебя техническим референтом. Рабочий день не нормирован. Восемьдесят два рубля. После оргазма – в кино.

Я виду не подал, что удивился и даже охуел. Приду, – думаю, – струхну и на трамвай «аннушку» да в троллейбус «букашку». В случае, если погорю, – смягчающие обстоятельства – работал в институте. Согласился. Вечером сходил к старому урке, к родичу, международного класса вор был, пока границы не закрыли.

– Ты, – говорит, – Микола, в детстве говно жрал, счастливчик, везунчик, но продешевил. Струхня ведь дороже черной икры стоит. Почти как платина и радий. Пиздюк официальный ты! Я бы этим биологам хуевым поштучно свои живчики продавал. На то им и микроскопы даны – подсчитывать. Поштучно, блядь, понял?

Понял, как не понять. Жопа я и вправду. Ведь живчик – это самый наш цимес. И на здоровье хуй знает как отразится.

– Не бзди, – говорю, – урка. Цену я постепенно подниму. Не фраер.

– Жалко, ведь нельзя разбавить малофейку, ну вроде как сметану в магазине. Тоже ведь товар бы был…

– Еб твою мать! – по лбу себя стукаю. – Я придерживать буду при спуске. А потом с понтом вторую палку сверх плана выдам.

– Не советую, – серьезно так говорит урка, – нельзя прерывать половое сношение хоть бы с Дунькой Кулаковой. Вредно. Я одну бабу из-за этого разогнал. Только и вопила: «Кончай куда-нибудь в другое место!» – «Может, в среднее ухо?» – спрашиваю. «Все равно куда, лишь бы не в мутер!» – у меня на этой почве на ногах ногти почти перестали расти. Веришь? Пришлось разогнать ее. Так что уж кончай по-человечески! Тащи бутылку с получки! Сдери с них молоко за вредность и скажи, что тех, кто кровь сдает, кормят бацилой Х после сдачи. Не будь фраером. В Америке пять раз струхнешь и машину покупаешь. Понял?

Ну, прихожу утром на работу, стараюсь, чтобы не рассмеяться. Стыдно немного, а с другого бока – хули, думаю, краснеть? Пускай ебучее человечество пользуется. Может, на пользу ему еще пойдет… Смотрю, а для меня уже малюханькую хавирку приготовили – метра три с половиной, без окон. Лампа дневного света, тепло. Оттоманка стоит. На столе пробирка.

– Ну вот, Николай, твое рабочее место, – говорит Кизма.

– Только договоримся – без подъебок, – отвечаю.

Кизма велел мне тут не развивать в себе какой-то комплекс неполноценности, а, наоборот, гордиться.

– Располагайся, приступай. После оргазма закрой пробкой пробирку.

– Чтоб не разбежались?

– Работай быстро и без потерь. Читал плакаты?

Я закрылся, прилег, задумался, вспомнил, как в побег ушли с кирюхой в бабский лагерь и переебли там всех воровок, а те, кому не досталось, все больше фашистки и фраерши, трусы с нас сорвали и на части их разорвали, чтобы хоть запах мужской иметь под казенными одеялами. Вспомнил, а сопливый, как кобра под дудку головой в разные стороны водит. Я тогда ебся редко, сразу струхнул пол-пробирки. Целый млечный путь, как говорил мой сосед по нарам, астроном по специальности. На дружка струхнул, что он Землю за планету и за хуй не считает и в рот ее ебет, если на ней происходит такая хуета, что ни в какие ворота не лезет. Прости. Отвлекся. Несу пробирки Кизме.

– Ого, – говорит, – посмотрим, – и размазал немного по стеклышку, а остальное в какой-то прибор сунул, весь обледенелый, и пар от него валит. Посмотрел Кизма в микроскоп и глаза на меня вытаращил, словно по облигации выиграл: – ну, Николай, – говорит, – ты – супермен! Сверхчеловек! Невероятно! Почему – не спрашивай. Потом поймешь. Я тебя поднатаскаю в биологии.

– Посмотреть-то можно?

– В другой раз. Сейчас иди. До завтра.

Ну, я вежливо говорю, что в Америке больше платят, и питаться нужно после каждой палки от пуза, а то подрочу неделю и вся наука остановится.

– А что бы ты хотел иметь на закуску? Учти: с продуктами сейчас трудно.

– Мяса грамм двести. Хлеб с маслом. Можно семечек. Стакан чаю покрепче.

– Зачем же семечек?

– Другой рукой можно грызть от скуки.

– Семечек не будет. А насчет мяса похлопочу. Мой шеф – академик – вегетарианец. Возьму его карточку. Он большое значение будет тебе придавать.

– И зарплату увеличить надо. Из своего кармана, что ли, платишь?

– Увеличим. Вот организую лабораторию, ставок выколочу побольше, и увеличим. Хорошо будем платить за твою малофейку. Злая она у тебя, Николай. Ну, иди, а то живчики передохнут. Вахтеру скажи, что наряд на осциллографы идешь получать.

– На чернуху я мастер, не бздите.

Иду по институту, и в первый раз во мне совесть заговорила. Ишачат все эти доктора, кандидаты и лаборанты, а я подрочил себе в удовольствие, и готово. Иду домой. Неловко как-то получается. А с другой стороны, малофейка науке нужна и всей стране, значит. И рабочий день тут ни при чем. Я аккордно на своем тромбоне работаю, курва. И вообще, это не совесть моя заговорила, а жалко тех, кто ишачит. Вот только на дремоту повело после дроча. И воровать лень.

Пошел в бар пиво пить с черными сухариками. Кстати, учти, от пива стоит, надо лишь о бабе думать после пяти кружек, а не насчет поссать. Как поссышь, стоять не будет. Как же не поссать, говоришь? Внушать себе надо уметь. Вон, которые в Индии живут, даже не серят по месяцу и больше, а ссаки в пот превращаются и в слезы. Я так полагаю, что по-научному, по-нашему, по-биологицки, кал, то есть, говно, у этих йогов в запах превращается. Ну вот, скажем, как спирт: не закроешь его, он и выдохнется. Только спирт быстро выдыхается, а говно долго. В нем, говне, молекула другая и очень вонючая, гадина такая. А уж про атом говенный и говорить нечего. Он, блядюга, и не расщепляется, наверное, в синхрофазотроне. Между прочим, спрошу у Кизмы, что будет, если он расщепится. Верняк – мировая вонь, запахнет до облаков. Ты пей. Спиртяга высшей чистоты. Мне на месяц два литра выдают, хуй перед оргазмом дезинфицировать. Ну, я экономию навожу. Ведь как дело было. Кизме и остальным всем выдают спирт, а мне нет. Ну уж, хуюшки, думаю, и в пробирку грязи наскреб с каблука. Не фраер. Кизма сразу тревогу забил.

– Почему живчики чумазые? Трудно руки помыть?

– Надо при опыте не руки мыть, а хуй. Он, небось, в штанах, а не в безвоздушном пространстве. Мало ли где за сутки бывает.

– Сколько тебе спирта надо?

– Два литра, – говорю.

– Многовато, триста грамм хватит.

Тут я сказал, что прежде чем за хуй браться, надо все пальчики обтереть, на обеих, причем, руках (я ведь руки меняю), а заодно и пах.

– Хорошо, – говорит, – литр.

– Э-э! Не пойдет так дело. Литр – это в расчете на хуй лежачий, а в самом лежачем виде, как, допустим, в холодном море. А на стоячий надо в три раза больше. А я еще по совести прошу.
[1] [2] [3] [4]