Анатолий Алексин. Сердечная недостаточность (2)
[1] [2] [3] [4]– У него нет семьи, – зачем-то сказала я.
– Это нас не касается! – с мимоходной строгостью заметила сестра. – Полотенца заменили?
– Заменила, – ответила нянечка.
По поводу отъезда Горностаева ликовал только Гриша. Он явился из города и полдень ч, узнав, что Геннадия Семеновича больше не будет, воскликнул:
– Пойдем на пруд!
Из всех обитателей «Березового сока» купаться было разрешено только мне.
Я по совету Павлуши время от времени жаловалась на покалывания в груди и спине.
– Острый невроз! – установил лечащий врач. Профессор Печонкин, услышав про этот диагноз, сказал:
– Самое лучшее – ограничиваться болезнями, которые есть у всех. Так?
– Безусловно, – согласилась Нина Игнатьевна.
– Невроз, расстройство вегетативной системы… Нормальный человек обязан иметь все это! Отъезд Горностаева профессор одобрил:
– Не долечился? Значит, есть совесть. Это хорошо. Так? – Он стал вгонять свою палку в землю, что свидетельствовало о волнении или глубоком раздумье. – Освежите невроз в пруду, – посоветовал он мне. – А мы с Ниной Игнатьевной постоим на берегу и подышим. Значит, не долечился?..
К обеду мы с Гришей вбежали в столовую столь бодрые, как если бы отдыхали в пионерлагере под названием «Березовый сок».
Нина Игнатьевна всегда опасалась, что присутствие сына вызовет чье-либо недовольство.
– Потише, – сказала она.
– Воспоминания о молодости полезней укола, – возразил ей профессор Печонкин. – Пусть смотрят на них и вылечиваются!
Я предложила, чтобы Нина Игнатьевна в ближайшие четыре дня, которые не дожил Геннадий Семенович, кормила Гришу его обедами, а не делила свои на две части.
– Я его обед не хочу! – обиделся Гриша.
– Горностаев должен был оставить в бухгалтерии соответствующее завещание, – объяснил мне профессор. – А так… нельзя.
Нина Игнатьевна решила прервать этот разговор:
– Мне запрещено много есть.
Гриша, словно врач, немедленно подтвердил. В дверях возникла гардеробщица и, заставив всех оторваться от тарелок и повернуть головы в ее сторону, провозгласила:
– Андросову – к телефону!
Конечно, звонил Павлуша. Прежде всего он поинтересовался, как прошел вечер ветеранов в день освобождения города. Я ответила, что вечер пришлось отложить. Но по какой причине, не стала объяснять, потому что видела за стеклом нервное ожидающее лицо «послеинфарктницы».
которая проводила в душной телефонной кабине половину срока своей путевки.
Павлуша расстроился, посетовал на беспощадную силу обстоятельств. Потом «отошел» и радостным тоном известил меня, что почти уже достал «из-под земли» путевку для Алексея Митрофановича.
– Буквально из-под земли!
– Спасибо, – сказала я ему. И почувствовала, что могу расплакаться. – Спасибо вам…
– Ну что ты! Это мой долг.
«Нет, не только „для дома, для семьи“ старается Павлуша, – еще раз подумала я. – Как же мы бываем несправедливы!»
В заключение он рассказал, что из далекого сибирского города звонил мой отец, которого Павлуша всегда называл моим «папой».
– Интересовался, как ты сдала экзамены в университе!. Очень был рад… Просил передать поздравление и привет. Они там еще в одном месте обнаружили нефть.
«Тоже подземных дел мастер!» – безразлично подумала я об отце.
Павлуша обещал позвонить на другой день в час ужина.
Но Павлуша не позвонил.
– Человеку свойственно искать причины для тревог, – сказал профессор Печонкин. – Пойдемте все вместе в кино. Он позвонит завтра. Ведь так?
– Он позвонит! – пообещала и Нина Игнатьевна.
Я нервно кромсала в столовой салфетки и вскоре восседала посреди мусора. Гриша нагнулся, собрал все бумажки и положил их на стол.
[1] [2] [3] [4]