VI

VI

Славянская чувствительность – неисправимая штука, сказал кто-то, склонный к обобщениям. И он прав, думал Огородников, стоя на пороге часовни Святого Николая, бывшего склада Общества Содействия Армии, Авиации и Флоту, что на станции Фрезеровщики Киевской ж. д. Славянская чувствительность неискоренима, особенно если к ней примешивается североевропейский позитив или еще что-нибудь, впрочем, любое…

Замок упал сам по себе, и ржавая дверь открылась, не дожидаясь приглашений. Теперь перед Огородниковым под ярчайшими солнечными лучами лежала российская юдоль. Чудо из чудес – в конце проулка жалкий заборчик согнулся под тяжестью разбухшей во влажную пору сирени. Русский и, как всегда, негативный сентимент одолевал исплакавшегося Огородникова, но в то же время где-то поблизости саксофон Стена Гетца исполнял пьесу «Старый Стокгольм», что при всей необязательности все-таки соединяло русский негатив с западным позитивом.

В конце проулка, в проеме между кабельной катушкой и опорой высоковольтной линии, появилась тоненькая фигурка. Она остановилась на мгновение, покачнулась, теряя равновесие, ухватилась за опору. Надо ей помочь, думал Огородников, но не мог двинуться навстречу. Настя тяжело пошла дальше. Она явно еще не научилась оперировать костылями. Культя ампутированной левой ноги, обтянутая ярко-синей штаниной, нелепо болталась, как бы пытаясь участвовать в процессе ходьбы. Он все стоял, не двигаясь, а она приближалась. Лицо ее то опускалось в поисках безопасной почвы и тогда искажалось страданием, то поднималось в сторону мужа и тогда заливалось радостью. Наконец руки их соединились. Ах, Огоша!

Они вошли под своды оскверненной ДОСААФом часовни и с детской радостью и жадностью предались любовным утехам на заднем диване лимузина «Паккард» выпуска 1936 года. Конечно, жаль твою левую, Настя, сказал он, я так ведь любил класть ее на свое правое плечо. Какой ты похабник и грешник, мой милый, сказала она. А ты, спросил он, разве не грешница? Признайся теперь, сколько раз мне изменяла? Она подсчитала. Не больше пяти. За последний год? Она кивнула. А раньше-то совсем не изменяла. Они забыли закрыть дверь, и в часовню время от времени заглядывали какие-то животные: то волк, то лиса, то олень… Известно ли тебе, что произошло с Древесным? – спросила она и тут же сообщила: весь искалечен, но улетел в Бразилию. От таких возможностей, говорит, не отказываются.

Он посмотрел на часы. Нам пора на Красную площадь. Такси сейчас не поймаешь. Я понесу тебя на руках, любимая девушка.