III
III
Нет, это немыслимо! Отрыв от Земли? Выброс в неумолимое, черное, необъяснимое? Кто, в конце концов, позволил эту авантюру? Ведь я же полностью неподготовлен! Я умру от гравитации! Этих жеребцов тренируют годами, а меня просто засунули, как собаку Лайку, едва лишь Полина шепнула какому-то шишке какой-нибудь вздор вроде «нужно защитить позиции Андрея Древесного, надо послать его куда-то». Лечу в космос по блату! Мерзкая, блядская, полная говна безответственность! Сплющенное тело фотографа. А где окажется душа? Лопнувшим пузырьком, лопнувшим пузырьком, лопнувшим пузырьком…
– Постарайтесь при старте не обосраться, – сказал майор Белялетдинов.
– В каком смысле? – вздрогнул наш герой.
– Не запачкайте штаны. В космосе вонь – паршивая штука… Древесный захлебнулся в диких чувствах. Неужели все-таки летим? Не факт, сказал командир, шансов на полет полста из ста. Fifty-fifty, сказал знаток английского. Ракета-носитель «На-род-5» отработана очень жуево, продолжал командир. Преждевременное зажигание, и все, привет с кисточкой. Ну, а скорее всего, просто часа два тут позагораем, а потом домой поедем. Номер 2, Анатолий Кимович Павленко, расхохотался. Как в прошлый-то раз, ребята, загорали! Номер 3, Дедюркин., хмыкнул с неожиданной злостью. Прошлый раз тут у нас чувиха все-таки сидела, комсомолка ГДР, а с этого козла толку чуть… Андрей Евгеньевич забыл и о космосе, настолько его поразила гримаса отвращения, адресованная непосредственно к нему.
Не успел он, однако, осознать всю внезапность этих негативных чувств, как музыка вдруг оборвалась, заморгала какими-то глазками бесконечная доска приборов, голос, как бы охвативший все пространство кабины, сказал: «Надеть шлемы! Через три минуты начинаем отсчет!»
Дальнейшее только мелкими клочками прорывалось к Древесному через почти полное отсутствие существования. Отсчета не слышал, но звук «старт» прошел. Вдруг возникла дикая, дичайшая, запредельно дичайшая сплющенность, сплющенность, сплющенность, и, отменив всякое сопротивление, фотограф Древесный Андрей Евгеньевич, 1936 года рождения, умер.
Все-таки он подтек, капельку подмочился. Все-таки я капельку оскандалился, подумал он с шаловливым смешком, когда смерть прошла. Да хрен с ним, Андрюха, не обращай внимания, сказал чей-то голос. Он открыл глаза и увидел рядом с лицом основательный задок майора Белялетдинова, обтянутый уже не «комбиком», а тренировочными штанами. Все трое космонавтов были уже без скафандров. Облаченные в мягкие тренинги, они висели в воздухе кабины. Павленко как бы на боку, Дедюркин же вверх ногами. Этот последний, превратившийся вдруг из мерзкого жлоба в очаровательного парня, помог Древесному отстегнуться и вылезти из «комбика». Мы все малость ссымся при подъеме, сказал он фотографу и дружески подтолкнул его локтем. Давай знакомиться. Эдик Дедюркин. Я ведь тебя с детства знаю, на твоих фото, можно сказать, рос. С веселым подмигом, диссидентским шепотком на ухо: «обожженное поколение»…
Древесный, хохоча, плавал по кабине, натыкаясь на своих веселых товарищей. Было, как в детстве, когда научился держаться на воде. Лучше, чем в детстве. Ха-ха-ха, тыкал он пальцем в иллюминатор, «планета голубая по имени Земля». Вот за что я люблю космос, сказал Толя Павленко, за эту эйфорию. Как будто после первой банки, и держится долго. Эх, потер руки Марат, вот до «Памира-8» доберемся и «пулю» распишем… Эдик, швырни мне камеру с-под сиденья, заливистым каким-то голосом попросил Древесный. Камера подплыла. Он начал снимать. Экое кувырканье, экое счастье, детство человечества. Первая космическая (?!!) серия Андрея Древесного «Детство человечества».
Ну хватит, ребята, сказал всеобъемлющий голос. По местам! «Памир-8» в поле зрения! Эйфория продолжалась еще довольно долго по мере приближения к космической лаборатории, похожей на примус. Командир выдвинул в космос стыковочное устройство, весьма убедительный стальной дрын с резьбой. Ввожу шершавого, передал он на Землю старую космическую шутку, и, несмотря на то что шутка эта пятнадцатилетней давности была обсосана до дыр, экипаж «Кремля-1» покатился с хохоту.
К моменту перехода на «Памир-8», однако, эйфория, в общем и целом, испарилась. Для Древесного этот переход оказался пренеприятнейшим испытанием. Стыковочный шлюз показался ему каким-то клаустрофобическим капканом. На мгновение он даже потерял ориентацию и стал как бы биться в боковые стенки, забыв о том, что за стенками бесконечность. Это продолжалось, впрочем, всего одно лишь мгновение. Уже в следующее мгновение он просунул лицо в пыльный мутный свет «Памира-8». Прибывший ранее Эдик Дедюркин всей пятерней схватил его за нос. Здорово, балласт! Готовься к сбросу!