9. Попытка генеалогического путешествия
9. Попытка генеалогического путешествия
Однажды Фухс показал Александру Яковлевичу некоторые результаты их изысканий, добытые с помощью компьютеров и софтвэар нового поколения. Фильтруется огромное количество информации. Попутно с Корбахами появляется множество других линий, а также суммируется уйма сведений по истории диаспоры. Вот вы все торопитесь, Саша, а зря. Я бы мог вам показать, например, как наша линия Корбахов—Фухсов подходит к ответвлениям рода Колонов, внутри которого в середине XV века родился Христофор Колумб. Я вижу, вас удивляет не столько Колумб, сколько связки между вами и мной. Ха-ха, это просто одна из тысяч неожиданностей, встречающихся на пути.
Их беседа проходила на четырнадцатом этаже нового корбаховского центра, что расположился на углу Пятидесятой-ист и Лексингтон-авеню, напротив издательства «Рэндом Хаус» в равновысоком небоскребе. Сотрудники, исчерпав свой сегодняшний запас генеалогического энтузиазма, разошлись, только лишь Фухс, похожий на миниатюрного Марка Твена, покручивался на своем кресле между компьютеров, поворачиваясь лицом то к параллелепипеду яркого заката, то к трапеции мутного неба, в котором уже поднималась луна. Ни той, ни другой геометрической форме еще не удалось убедить Фухса в тщетности его усилий.
Если у будущей голливудской знаменитости есть полчаса, Фухс может пригласить его совершить путешествие от его прапрадеда Гедали Корбаха в более, если так можно выразиться, отдаленные времена. Известно, что Гедали сам создал свою процветающую пушную торговлю. Родился он в 1828 году, в семье скорняка, от которого не унаследовал ничего, кроме умения выделывать шкуру на мех, сбивать мездру, квасить, выминать, да еще унаследовал запах кислятины, не покинувший его даже в достатке.
Так говорил Лайонел[198] Фухс, который, судя по его имени и по внешности с бакенбардами, и сам имел отношение к чему-то пушистому.
Этот ремесленник, ваш прапрапрадед Мордехай Корбах, является первым человеком в роде, чья фамилия звучит точно как ваша. «Х» на конце возникло, очевидно, в связи с переездом семьи из Голландии в Германию, точнее, в Лейпциг, где проживала многочисленная и почтенная семья Бахов. Будущий скорняк родился в конце XVIII, или в 1795, или в 1798. Его отцом был Иеремия Корбейт (в некоторых записях, впрочем, называемый уже Корбахом), довольно крупный банкир; прибавьте еще одно «пра» к слову «дед». В Лейпциг он переехал из Амстердама за семь лет до рождения Мордехая, очевидно, в связи с наследственным разделом имущества. Последующий переезд семьи из Германии в Польшу был похож скорее на бегство. Существуют довольно ясные документы, свидетельствующие о захвате банка властями Саксонии, и менее ясные – о погроме в доме Корбахов. Вполне возможно, что эта катастрофа была инспирирована высокопоставленными должниками банкира.
В результате этого крушения сыновья банкира рухнули на несколько ступенек сословной лестницы вниз. Имя Корбах прочно закрепилось лишь за скорняком Мордехаем, тогда как два его брата мелькают в архивах Лодзи под фамилией Корбат. От них, по всей видимости, пошли восточноевропейские фамилии типа Корбач, Корбачевский, Корбабутенко, Корбут, Корбис. Этими ветвями мы пока что не занимаемся, но вскоре возьмемся и за них.
Давайте держаться основного ствола. Можно сказать, что Корбейты и очень близкие к ним Корбейт-Левиты XVIII–XVII веков были голландцами. Основное наследование сейчас прослеживается достаточно четко благодаря сохранившимся коммерческим и финансовым записям тех времен. Вы можете просто нанизывать, как четки, все больше и больше приставок «пра». От отца Иеремии, Халеви Корбейта, в обратном порядке: Мозес – Ниссон – Магнус – Иехуда – Иммануэль – Элиас – Леон – Сантаб – Эзра. Они занимались корабельным подрядом для королевского флота и коммерческих судов, а это был большой бизнес тогда в Голландии. Откуда прибыл в Амстердам Эзра Корбейт? Разумеется, из Испании. Он принадлежал к семье «анусим», или испанских маранов,[199] но поколение спустя, благодаря исключительно либеральной атмосфере Амстердама, Корбейты вернулись к иудаизму.
Здесь возникает важный стык между разными культурами: арабами Севильи, сефардами и теми, кого впоследствии стали называть «ашкеназим». Без компьютеров мы бы, конечно, потеряли след голландских Корбейтов, однако, просеивая горы информации, в том числе и архив инквизиции (вообразите себе стоимость этих работ, и вы воскликнете: слава Стенли!), мы натолкнулись на сведения об отъезде некоего Эзры Корбаха предположительно в Голландию. Это открытие потащило за собой массу других. Впервые мы увидели имя Кор-Бейт через черточку, а в списках прихожан барселонской синагоги оно было написано на иврите. Это подтвердило наши догадки о происхождении имени от древнего прозвища Холодный Дом. В странах с жарким климатом такое прозвище носило скорее позитивный, чем негативный характер.
Продолжаю. Вы, кажется, еще не смотрите на часы? В период испанско-арабско-еврейского «золотого века»… А, вы уже смотрите на часы! «Извините, Лайонел, Стенли ждет меня в аэропорту. Мы летим в Будапешт на выездную сессию фонда. К „золотому веку“, я надеюсь, мы вернемся позже».
Фухс вздохнул: «Что ж, возьмите на прощанье хотя бы это. – Он вытянул из принтера шестифутовой длины лист бумаги, на котором содержалась генеалогическая схема от Ге– дали до Эзры с ответвлениями и россыпью мужских и женских библейских имен. – В немецкой части вы найдете момент соединения Корбейтов с Фухсами», – печально произнес исследователь.
«Я очень рад считать вас родственником, Лайонел!» АЯ уже шел к выходу, петляя между компьютерными столиками, как будто выполняя задачу выхода из файла. В дверях оглянулся. Маленькая фигурка с трубкой (Фухс мог позволить себе ее извлечь из кармана, только когда его антиникотиновый коллектив расходился по домам) стояла на фоне застывающего западного окна. Пролетел момент какой-то острой тоски. Всегда Саша чурался гадалок, не желая узнавать своего будущего. Сейчас вдруг почувствовал что-то сходное с этим чуром перед человеком, который вытягивал из прошлого его столь далеких предков.
«Что вы так смотрите? Я смешон?» – спросил Фухс.
Саша пожал плечами: «Друг мой, а кто сейчас не смешон?» И вывалился из центра пристыженным, но не без облегчения.