9. Как я могу, когда просто не могу?
9. Как я могу, когда просто не могу?
Принимать ли нам всерьез угрозы Саламанки? Без сомнения, она или кто-нибудь из них видели его семью на Гаити. Снимок сыновей постоянно лежит теперь перед ним то ли как средоточие любви, то ли как напоминание о шантаже. Однако Анисья ведь тоже не лыком шита. Большинство нашей аудитории, должно быть, помнит, как она осуществляла некоторую щекотливую миссию в начале книги. Трудно как-то себе представить, что она переселилась на экзотический остров без комитетского «добро».
Это в теории, в реальности может получиться гнусная неразбериха: один сектор опекает госпожу Шапоманже, а другой шантажирует Корбаха жизнью его сыновей. С помощью своей отборной пизды они выворачивают ему стержень. Скажут, вероятность мала, дескать, комитет уже не тот, что во времена Эфрона, Меркатора, Сикейроса, Эйтингена, Судоплатова и прочих их оголтелых убийц. А не увеличились ли нынче подобные вероятности? Саламанка ведь и сама может шмальнуть, с ее бешенством матки.
Да и вообще, какое может быть искусство, когда партия так на тебя наезжает, думал Корбах. В Москве она считала «Шутов» хоть и строптивыми, но своими, подкожными. Играла в солидность, устраивала инспекции, заседания всяких реперткомов, выносила резолюции. Теперь, когда она причислила меня к своим прямым врагам, в ход могут пойти «плащ и кинжал», прямая бандитская провокация. Ну что, в конце концов, я теряю, мучается несчастный наш артист. И так все потеряно. Потерял любовь, ради которой жил, хоть и не рассчитывал найти. Жалеть теперь о каком-то фильме? А о чем же еще мне жалеть теперь, как не о работе, о блаженном «поливе» и о последующей тихой оркестровке? Как я могу не жалеть о потере, может быть, последнего шанса сказать свое слово? Признайся себе, что, даже и прислуживая в «Колониал паркинг», ты рассчитывал на этот шанс, жаждал чуда, когда придут и скажут: Саша, давай, покажи нам свою эстетику. В этом мировом искусстве, где все пробздето то идеологией, то коммерцией, артистический шанс выпадает реже, чем джек-пот в Атлантик-сити. Вот Андрей под занавес смог одолеть обоих монстров – и восточного, и западного. Я не прощу себе, если выпаду из обоймы.
Снова, в который уже раз со времени встречи двух корбаховских ветвей, в голову приходила детская идея – броситься к Старшему Брату, то есть к четвероюродному кузену Стенли Франклину Корбаху. Если уж раньше чванился, то теперь сам Бог велел – ведь угрожают маленьким Корбахам, русским носителям еврейского гена из дома Кор-Бейт, прослеженного конторой Фухса аж до времен Навуходоносора. Стенли с его рычагами в этой стране может подключить здешние тайные службы, а те попросту скажут «рыцарям революции»: если вы нам сделаете больно, мы вам сделаем очень больно; лучше воздержитесь, и мы воздержимся. Там это просто называется: reciprocity.
Как от зубной боли стеная, Александр позвонил в «Галифакс фарм» главе тамошнего секретариата мисс Роуз Мороуз. Ее там не оказалось. Она здесь больше не работает, сэр. Только тогда вспомнилось: да ведь Четвертое же Исчезновение сейчас происходит! Из-за своих мелких бед забыл об историческом событии! В «Галифаксе» теперь, должно быть, сидит Кинг-Конг, Норм Бламсдейл. Он наверняка перетряхнул весь штат исчезнувшего президента.
«Разрешите поинтересоваться, кто звонит? – спросил любезнейший женский голос: Мэриленд не оскудел еще любезными секретаршами. Услышав в ответ имя „Алекс Корбах“, голос на секунду запнулся, но не потерял баланса: – Простите, сэр, у меня есть указания на случай вашего звонка. Вас очень просят поговорить с одним из членов семьи. Не будете ли вы столь любезны подержать трубку в течение минуты?»
Теперь уже он споткнулся, но в отличие от секретарши почти потерял баланс. Неужели она оставила какой-нибудь телефон для связи? С этими новомодными сотовыми аппаратами можно ведь звонить отовсюду, хоть из гробницы Хаммурапи. Вот он звонит у нее в рюкзаке в тот момент, когда она счищает пыль с таблички, гласящей: «Женщина, оставившая мужчину, подлежит наказанию плетьми», нет-нет, наоборот: «Мужчина, вынудивший женщину уйти, подлежит повешенью».
– Хелло, Алекс, – послышалось в трубке. – Это Марджи. У вас есть новости?
Еще один спотыкач. Безобразная раскачка на натянутой проволоке собственного седалищного нерва. Нет, все-таки ухватился обеими руками. Раскорячившись, выпрямляюсь.
– Я как раз звоню, Марджи, чтобы у вас что-нибудь узнать.
– Приезжайте сюда. Я пошлю за вами самолет.
– Да где вы?
– На Корсике, – был ответ.
– Нет-нет, Марджи, как я могу?
Несколько секунд длилось молчание, потом дрожащий голос произнес:
– Ну пожалейте меня, Алекс! Приезжайте!
– Нет-нет, Марджи, как я могу, если просто не могу! – Он повесил трубку.