5. Спасибо за все!

5. Спасибо за все!

Попрощавшись с Америкой, Александр почти немедленно туда отправился. В «Путни» назначили окончательное обсуждение бюджета. Он был, пожалуй, даже рад вырваться из московской лихорадки в монотонный комфорт международного первого класса. Входишь в полупустой просторный салон 747-го. В середине уже сервирован буфет с великолепными напитками и закусками. Нежно жужжит кондиционер. Воздух России сюда уже не проникает. Наливаешь себе «Клико», один бокал опустошаешь сразу, с другим идешь к своему креслу. Неподалеку, разумеется, уже сидит Оскар Бельведер. Он летит из Японии в Нью-Йорк.

«Алекс, что там у вас произошло в Москве? Расскажите, пожалуйста! – И добавляет: – В двух словах». В прямом переводе английская идиома звучит на грани полного негодяйства: «В ореховой скорлупе».

Впереди десять часов полудремы над океаном. В полудреме этой ты возвращаешься к обычной жизни. В течение тех трех дней ты об этой жизни ни разу не подумал. Ты даже не вспомнил о Норе. Ну вот теперь ты можешь вспоминать о ней десять часов подряд.

После встречи в «Лютеции» он долго казнил себя за совершенное по отношению к ней паскудство. Иной раз, впрочем, рьяно начинал оправдываться. Не она ли сама совершила паскудство по отношению ко мне? Не она ли разыграла уличную дешевочку? С того времени, то есть уже год и пять месяцев назад, она ни разу ему не позвонила, и он ее не искал. Однажды долетела новость.

Пардон, в этом месте мы берем маленький тайм-аут, оставляем нашего АЯ наедине с его мыслями, а сами вступаем в диалог с читателем. Разумеется, сударь, мы могли бы повременить с этой новостью, отложить ее до нашей заключительной двенадцатой части, чтобы ну как бы ошеломить неожиданностью. Вдобавок к этому соблазну существует еще один: повременив до финала, мы могли бы нагрузить эту новость символическим смыслом. Нет, сударь, мы так не поступим, хотя бы из уважения к вам как к читателю творческого порядка, каким вы и являетесь, если уж докатились до этой страницы и не забыли предыдущих. Будучи читателем этого порядка и докатившись так далеко, вы, конечно, понимаете прекрасно, что автор не ищет сюжетных закруток и расхожих символов. Роман наш не относится к жанру thrillers, или, как в России их сейчас называют на новорусском, триллеров. В этом соотношении русского и английского содержится довольно странный каламбур, который, возможно, поможет нам выкарабкаться. Ведь если мы транслитерируем русский термин обратно, мы получим «triller», а «trill» по-английски означает не что иное, как русскую «трель». Именно трелью мы и стараемся заменить «thrill», то есть хоть и острое, но поверхностное ощущение.

Теперь мы продолжаем. Однажды долетела новость: у Норы родился ребенок, мальчик. Хронологически это совпадало или почти совпадало с девятимесячным сроком после их бурного свидания. Значит, зачатие произошло в результате разгула похоти, среди декадентских драпировок, под витающим мышиным комариком кокаина? Так или иначе, возник новый продолжатель мужской линии – тот, кого Стенли называл «двойным Корбахом». Попробуй отличи любовь от похоти? Где лицо, а где козлиная маска? Ночевала ли здесь скромная суть человека, Божьего червячка?

Однако с Норой разве можно быть хоть в чем-то уверенным? Может быть, я и не имею никакого отношения к ребенку. Может быть, ее вечный революционный идеал опять отличился? Ведь он наверняка где-то там околачивается, в археологических траншеях. А может, и просто какой-нибудь «проезжий молодец» из отеля на Ближнем Востоке?

Он в очередной раз попытался ее найти. Позвонил даже в Археологическое общество Северной Америки. Там сказали, что по их сведениям доктор Мансур завершила свою работу в экспедиции Лилиенманна и теперь, очевидно, обобщает результаты для публикации. «Копай и печатайся!» – эту заповедь археологов он узнал еще восемь лет назад.

А может быть, она просто вернулась в «Пинкертон»? От «Черного Куба» до кафедры археологии каких-нибудь полмили через кампусовские пасторали. Он зашел в Alfred Ridder Hall, один взгляд на псевдоготические башенки которого вы-зывал у него любовное волнение. Просто так, забросить «одну русскую рукопись» для Норы Мансур. Секретарши в офисе отнеслись к нему с глубоким женским вниманием. К сожалению, Алекс, у нас нет никаких сведений о местонахождении Норы. Известно только, что она продлила академический отпуск еще на год без сохранения содержания. Без сохранения содержания! Как она вытянет без сохранения содержания? Они улыбались и смотрели на него со значением. Наверное, знают про ребенка, но считают неуместным говорить о нем с бывшим бой-френдом.

Стенли явно ничего не знал. В разгаре глобальной благотворительности ему явно не до отдельно взятых новорожденных. Слово «ребенок» он употребляет только во множественном числе, видя перед собой то сирот Карабаха, то голодающих Сомали, то жертв этнических чисток в Югославии, то детей, не получающих обязательных прививок дома, в Соединенных Штатах.

Тем более поразительным оказалось его недавнее, всего лишь за день до текущего рейса, откровение четвероюродному кузену. В баре московского «Интерконтиненталя» он смущенно сказал, что Бернадетта ждет бэби, и это будет мальчик. Должен тебе признаться, старый ходок дико рад. Во-первых, приятно удивлен, что у меня еще сохранились детородные способности. Во-вторых, с удовольствием попрощаюсь с образом Короля Лира. В-третьих, счастлив, что возобновляется мужская линия. Конечно, я уже стар, но Берни еще достаточно молода, чтобы поднять мальчика.

Молода и здорова, как кобыла Пантагрюэля, подумал АЯ в полутьме советского бара, обсаженного большим числом великолепных проституток. Здорова, если не принимать в расчет мегатонну скотча и мегатонну джина, которые она вылакала в «Первом Дне», а также и крэка, которым она изрядно побаловалась для пущей сласти в своих гомерических копуляциях, ну и, конечно, не принимая во внимание такую чепуху, как триппер, герпес и мандавошки, что тоже не обошли стороной гостеприимное тело. Он постарался отринуть злобные мысли и ободряюще похлопал магната где-то на периферии его титанической спины. Глупо было заводить разговор о Норином ребенке именно в этот момент.

В конце концов он позвонил даже Бобби Корбаху, который к тому времени уже учился в университете «Беннингтон» и удивлял сокурсников своим литературным английским. Мальчишка страшно обрадовался его звонку и спросил, не сможет ли он на каникулах пристроиться в его съемочную группу. Готов делать что угодно, даже лампы таскать. Алекс не сказал Бобби, что лампы таскать будут только члены профсоюза осветителей, однако пообещал что-нибудь устроить. Что касается мамочки, то Бобби, не особенно привыкший к ее обществу, полагал, что она о’кей. Она звонит ему раз в неделю, но вот откуда, он не знает, потому что она, по своему обыкновению, «передвигается». Ни одним словом порывистый юнец не обмолвился о маленьком братике, значит, ничего не знал.

Подтверждение слухов пришло неожиданно, но зато из самого достоверного источника. Однажды, перебирая снимки утвержденных актеров, он задержался на дивном, как бы вечно озаренном лице Голди Даржан. Это лицо и удлиненная фигурка его завораживали: нет лучше Беатриче в мировом кино! В личном общении, надо сказать, чувиха не производила такого впечатления. У нее была мимика и манеры дешевенькой лондонской бимбо. Ну что ж, на то я и режиссер, чтобы превратить сикуху во флорентийского ангела. Вдруг его поразило сходство некоторых снимков с прежними ликами Риты О’Нийл. Вдруг возник неожиданный поворот сюжета. Беатриче не умерла. Испугавшись любви Данта, она имитировала свои похороны, скрылась из Флоренции и дожила до старости где-нибудь в Урбино, в полном одиночестве и аскезе. И эту роль пожилой Беатриче сыграет Рита О’Нийл, мать его возлюбленной, глава голливудского «теневого кабинета». Уже представляя, какой на студии начнется вой при неожиданной переработке утвержденного сценария, он позвонил своей «почти теще» и попросил аудиенции.

«Алекс, я так часто сейчас думаю о вас», – сказала потускневшая звезда весьма молодым и упругим голосом. «В связи с фильмом?» – довольно глупо спросил он. «Нет, в связи с Филиппом», – ответствовала она. «С Филиппом, Рита?» – «Да, с Филиппом, моим маленьким внуком и вашим сыном, мой друг».
[1] [2] [3]