12. PhD, QE2 and H2O (1)

Однажды, в штормовую ночь, Святослав Николаевич заблудился. Направляясь к корме в сторону варьете и торговых рядов, он оказался в носовой части, в холле «Виктория», или как его там. Вдруг по накреняющимся полам вы входите в сверкающий люстрами зал и оказываетесь в толпе богачей. Капитан дает бал пассажирам верхних деков. Разносят Dom Perignone. Ровный гул хорошо темперированных голосов. Вспышки фарфоровых улыбок. Высокие плечи дам прикрыты драгоценными мехами. Оркестр играет «Звездную пыль». Кавалеры в идеально сшитых таксидо, нежнейшим образом приобняв подруг, раскачиваются под серебристые звуки. Гаснут люстры, начинают блуждать цветные лучи, под ними вспыхивают драгоценности и приоткрытые со сдержанной страстью рты семидесятилетних красавиц, высвечиваются белоснежные виски и загорелые подбородки мастеров гольфа, аксельбанты офицеров корабля и эполеты капитана.

Стоя у стены в роли незваного гостя, Святослав Николаевич думал: «Вот оно, воплощение моих юношеских атлантических бредней! Вот в чем я должен раскаиваться: я жил возле ГУЛАГа, а грезил трансокеанскими пароходами! Всю жизнь проволочился посреди юдоли и маразма, а собирал данхилловские трубки. Теперь увидел воочию воплощение «звездной пыли», и все оказалось фальшивкой: зубы, кожи, очи, плечи, а самым фальшивым в этой толпе, очевидно, являюсь я, незваный гость.

Все-таки эти искусственные красавицы и красавцы – народ, в сущности, простой, всю жизнь верный своей «американской мечте», всем этим их good life, high life, или там это их вездесущее what money can buy [17], в них есть естественность, нечто вечное, как гены, им не в чем раскаиваться, за их плечами труд и успех или просто успех без труда, ловкость, напор, просто наследство, в конце концов, все включено в их простую схему. А тебе-то какое до всего этого дело, беглец из советской лепры? Ты всю жизнь убегал, но это не значит, что ты прибежал к цели. Может быть, и эта свеженькая мысль о раскаянии суть не что иное, как оправдание нового бегства?»

Среди пассажиров «Елизаветы» одиноких путешественников было мало, и для них заботливый экипаж выделял особые столы в ресторанах, чтобы можно было обзавестись компанией. Так и Корбут оказался в «Мавритании» за одним столом с четырьмя другими одиночками. Читателю, возможно, захочется хоть что-нибудь узнать об этих людях еще до того, как начнется действие. Ну что ж, извольте.

Главой стола тут оказалась Дороти Вулф из Нью-Йорка, женщина весьма «продвинутого», как она выражалась с улыбкой, возраста. Родители ее на волне великой эмиграции, форсировав ту же самую воду в обратном направлении, перед Первой мировой войной прибыли на Манхэттен из Волыни.

В нынешнем путешествии Дороти Вулф оказалась рекордсменкой: она совершала свое уже тридцать девятое трансатлантическое плавание, и это не было секретом для администрации корабля. Однажды в зале вдруг пригасили свет, вздули бенгальские фонтаны и вкатили значительный торт в форме парохода. Он предназначался рекордсменке, но ели его, разумеется, все. Дороти нравилось сидеть за круглым столом с четырьмя мужчинами, из которых двое были еще не стары, а двое других почти молоды. Внешне она представляла из себя сочетание еврейского ненастья и американского макияжа; в статике являла зрелище трагедии, однако часто разражалась разудалым хохотом. Как-то раз в казино задребезжал всеми внутренностями один из «одноруких бандитов». Из-за машины выглянуло озаренное махновским счастьем лицо Дороти Вулф. Недурственный джек-пот, тудытеговкачель, 1387 карбованцев, то бишь долларов!

Сотрапезники были приятно удивлены, узнав, что Дороти считает себя кинопродюсером. Оказалось, что лет уже тридцать дама «поднимает фонды» для гениального и эпохального фильма по сценарию мексиканского писателя Чапая Карлоса. Как можно догадаться, она была из семьи потомственных марксистов, и ей не нравились изменения в Советском Союзе, в частности исчезновение последнего. «Ленинград для меня всегда останется Ленинградом», – сказала она при знакомстве профессору Корбуту.

Через стол напротив Дороти усаживался классического типа американский «фэтсоу», то есть толстяк, который представлялся как Слим-Джим, то есть «стройненький». Усевшись, он всегда просил первым делом винную карту и изучал ее долго и серьезно, не обращая внимания на шутки по своему адресу. После третьей бутылки «Бордо», разговорившись, он сообщал, что переживает сейчас самый счастливый период своей жизни. Богатая жена бросила его и теперь по суду обязана выплачивать отличнейшие алименты. Благодаря такому повороту, Слим-Джим смог бросить службу в одном правительственном учреждении, ну, не будем уточнять, и теперь путешествует по миру без каких-либо финансовых преград; да здравствуют сумасшедшие бабы! Еще один едок за столом одиноких путешественников был, что называется, comme il faut в стиле Чичикова, то есть не очень толстый, но и не очень худой, не очень молодой, но и совсем не старый, не богат, очевидно, но и, ей-ей, не беден, все пуговки застегнуты, галстук подтянут, волосы припомажены, лицо исключительно приятное, не очень внимательное, но и не рассеянное, словом, адвокат, вкладчик, «девелопер», если только не картежник, многоженец и фальшивомонетчик; звали его Закари.

Ну и, наконец, пятый колоритный персонаж, итальянец из Калифорнии, парень лет сорока по имени Рик Рэпит, то есть, по всей вероятности, Энрико Рапетти. Всякий раз, как он снимал пиджак, присутствующие заглядывали, не торчит ли из внутреннего кармана ручка пистолета. После пятнадцати минут знакомства он рассказал столу свою основную историю. Тому лет двадцать назад он играл левым крайним форвардом за клуб «Ювентус» в родной Италии. Было много девушек, но однажды он приземлился по неправильному адресу, а именно в супружеской постели менеджера. Сам менеджер не стал бы шума поднимать, но три его брата не смогли стерпеть фамильного бесчестия. Этому жулику Рапетти не жить, так решили они. А что он украл, между прочим? Одну ночь из жизни известной потаскухи, да? Ей не возбранялись quick fuck, то есть перепихнуться с почтальоном, водопроводчиком, массажистом, а вот когда ярчайшая молодая звезда европейского футбола решила осчастливить тетю, тут уж, конечно, разгорелись страсти, как в опере! Так или иначе, с этими братьями было не до шуток, жить пока хотелось, и Энрико сквозанул с концами. Просто исчез. О, мама, дольче мама миа, шум был большой! Поднимите газеты 1973 года и увидите, какой был скандал! Исчезновение лучшего игрока из «Ювентуса»! Он вынырнул только через полгода в Сан-Диего, но уже как Рик Рэпит, с тех пор там и обретается. Биг дил, без славы жить можно, а без башки затруднительно. Надеюсь, все присутствующие с этим согласятся. Согласна, Дороти-мамочка, эй ты, Слим-Джим, согласен, ну а ты, Зак, а ты, Профессор, все согласны? Ну, тогда я заказываю на всех что-нибудь пожевать по собственному рецепту. Бросьте это вшивое меню на пол! Ну, бросьте, в самом деле! Ничего не ешьте из этого меню! Рик Рэпит вас сам будет кормить по собственным рецептам!

Кухня начинала работать на щедрого путешественника. Он совал официантам и засылал шефу пачки долларов. Соседние столы тоже получали его восхитительные «паста-каламари». А чем вы там занимаетесь, в Сан-Диего, дорогой Рик? Да я автомеханик. За столом переглядывались. Он перехватывал взгляды, стукал кулаком по столу. Значит, если итальянец, то, значит, мафия, фак вашу мать?! Рик, Рик, урезонивали его, да что это вы так, на ужин полагается при галстуке! Да я факовал ваши галстуки, вы, народы! Бокалы на уровень бровей, гайз! Поднимайте на уровень бровей! Ну что, мамочка, не можешь? Ручки дрожат? Ешь мое блюдо, и ручки дрожать не будут, ну, открывай ротик, ну!

Тут же выяснялось, что он, хоть и простой автомеханик, путешествует без виз, по «мировому паспорту». У меня бизнес со всем миром, ясно? Три невесты ждут меня: одна в Лондоне, другая в Гамбурге, третья в Будапеште. Надо выбирать, пора жениться! Верно, Профессор? Ты куда едешь? В Россию? Фак меня за пазуху, вот удача! Начнем вместе бизнес в России! Есть у тебя знакомые члены правительства? Плачу наличными! Тебе десять процентов комиссионных! Нет, думал Святослав Николаевич Корбут, от Гоголя никуда не уйдешь!

Теперь бы в самую пору начать наш рассказ, однако как это сделать без Незнакомки? Без этого персонажа не обойдется ни один рассказ на водах, будь то минеральные, полурвотные или океанские, симфонические. Итак, на поиски!

В первый ли вечер, или во второй, в толпе нарядных на балконе корабельного варьете Святослав Николаевич заметил удивительную красавицу в длинном, с блестками, платье и с оголенными плечами. Внизу полдюжины артистов отбивали rock-rock-rock, all'round o'clock; ритм молодости! Он стоял на противоположной стороне балкона и видел только свечение улыбки и глаз. Хотел было рвануть, но трахнулся лбом о кирпичную стенку раскаяния. С каких это пор, милостивый государь, вы стали столь живо устремляться к незнакомым красавицам? И в молодости-то не были ловки в этом направлении, а теперь-то, с плешью-то, с пигментацией-то, с затруднениями-то в урологической сфере… не позорьтесь! Ритм, однако, подмыл кирпичную стенку, и Святослав Николаевич начал со своим «бег-ёр-пардон» пробираться. Вежливость, однако, в таких случаях не подмога, и, пока пробирался, Незнакомка исчезла. Тут он запаниковал: неужели больше не увижу?! И впрямь рванул, залетел в коридор первого класса и увидел удаляющийся эстрадной походкой силуэт: она!

Вдоль коридора были развешены шелкографические копии импрессионистов, из тех, что лучше оригиналов, хоть и в тысячу раз дешевле. Корбут быстро зашагал, пытаясь на ходу пристроить свалившуюся в сторону прядь и в то же время как бы переключить ритм, чтобы не получилось совсем уж полного позора. Силуэт вдруг исчез, как будто растворился в каком-нибудь Ренуаре. Наваждение, искушение, исчезновение, ну, и, конечно, облегчение. Хорошо, что не догнал, а то бы еще получил в придачу разочарование. Вместо молодой красотки увидеть старуху с фарфоровыми зубами и с цветными линзами на зрачках! Молодые красотки на пароходах не путешествуют. Хорошо, что не догнал: избежал разочарования. Однако не избежал раскаяния, старый дурак! Все вокруг подсказывает тебе подумать о фальши своей жизни, а ты хитришь и делаешь вид, что все всерьез. Даже и раскаяние ты замотал до полной пустяковщины. Будоражишь флегматичную эндокринку, вот и все. В стыдном поту, привалившись к стенке между Дега и Ван Гогом, он вдруг почувствовал: вот оно, наконец, непритворное раскаяние!

На следующее утро стало проглядывать солнце. Пассажиры полетели по палубам в хлопающих плащах и несущихся шарфах. Ослепленные круговоротом ветра, три девицы неслись вприпрыжку в белых широченных свитерах; два юных близнеца, лет по четырнадцать, и одна повыше и постарше, волосы у всей троицы вздыбились вверх и трепетали, как факелы. Святослав Николаевич ахнул: та, что постарше, была не кем иным, как ночной Незнакомкой. Миг, и троица исчезла на трапах кормовых террас, спускавшихся к круглой палубе с бассейном. Снова ничего не произошло, однако все оставшееся плавание было уже окрашено очевидным присутствием Незнакомки.
[1] [2] [3] [4]