Физолирика

[1] [2]

«Президент чего?» – спросил я.

«Президент нашей страны! Его высокопревосходительство Салинас!»

В конце концов мизансцена образовалась. В центре комнаты под простыней, слегка желтой, лежал профессор Черноусенко. Иногда поднимал колено или делал неопределенный жест рукой. В роли промежуточных переводчиков с Джефом мы осуществляли контакт между русским телом и ацтекским умом. В величайшем пиетете слева застыли белые халаты – рельефы доколумбова периода. Муральную живопись дона Диего Риверы отпечатками болезней напоминали торчащие в окнах лики пациентов. Дверь, ведущая в темный коридор, образовывала раму для парного портрета двух сестер Тао и Эви с их ангельским смешением испанских, еврейских и индейских черт. Одна из них, я вспомнил, говорила, что в Гарварде дружит со студентом Ермолаем Солженицыным. Все давно уже перемешалось, Боже Правый, в человеческом общежитии. От Черноусенко между тем исходили то полоса холода, то какой-то энергетический поток. И тогда он шептал:

Черный ус, черный ус, черный ус моих предков витал
В запорожском пространстве, в периметре черных дыр,
И когда кандидатскую диссертацию защищал,
Перепутались формулы с дыр-бул-щил.
«Комсомолец» разваливался по частям.
Говорили ему: В океан не ходи!
Пионерское детство, однако, блюло на часах
Большевистскую физику вместе с Роже Гароди.
Америций-120 шестнадцать веков проникал
В эпителий народа, творя абсурдизм во плоти,
А другой америций, как сытый, икал,
За шестнадцать минут все пожрав на пути.
Петра Келли, я думал, что ты коммунист,
Не сочувствовал «зеленым», думал: изъян!
А теперь просто вижу, как ты падаешь вниз,
И с тобой – генерал Бастиан.
То ли падаешь вверх средь кометных шиншилл:
Исчезает зеленый германский рай.
Черен был черный дыр, черный бул, черный шил.
Ауфвидерзеен, майн самурай!
Как мы молоды были, когда курили махру
И строили совковые атомные города!
Кругло-квадратный большевистский хрущ
Даты жирного счастья назначал тогда.
Физик лирика сильно тогда понимал,
В твисте огненном крутил Тарковский Андрей,
Индустрия маячила свой шершавый маял,
Дул по строчкам гиперборей.
Возникал мотоцикл, возникает и нынче он, мча,
И махновцем загульным ревет, матерясь
в самогонном плясу.
Раздави на лету, мотоцикл, паука-стукача,
И возникни опять, словно Фауст, продавшийся псу!
Кто продулся в той сделке, чей слаще искус?
Черный пудель крутит свой хвост.
Пожирающий время Чернобыль, как кактус,
топорщит свой ус.
Древо жизни шумит, ДНК приглашает в хаос.
Кто трехглавых телят не видал, пригласим
К речке Припять, принять ее гать,
Над которой развесил красные свои волосы
Всесоюзный физический гад.
В мексиканской глуши суждено мне пропасть.
Отдаю свое сердце жрецу!
Вот и лопасти плоско лопатят лопасть:
Стокопытно лететь жеребцу!
Кто прислал мне такой стокопытный презент,
Сам себя бьющий вспышками шпор?
Опускается в койку мою Президент,
Приглашает в «Эксцельсиор».
[1] [2]


Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.